Времландия (СИ)

— Кто-нибудь! Я проснулся! Оденьте меня! — Минутыч захныкал, словно новорожденный, просящий материнского масла.

Но штиль был не только на телефонных линиях, он разгулялся вовсю в величественном особняке губернатора.

Кое-как скатившись с кровати, Минут Минутыч решил проявить не свойственную ему самостоятельность. Он снял ночной колпак, нацепил аллюпрядный пиджак прямо поверх ночной сорочки и вставил ноги в домашние тапки. В таком непрезентабельном виде он и прошаркал в столовую, где сел за стол и начал барабанить по нему пухлыми ладошками, выкрикивая:

— Слуги! Я жрать хочу!

Но ни одна реплика, ни один истошный крик, ни одна обронённая слезинка не привели Минутыча к ожидаемому результату. Тогда он собрался с духом, поднялся из-за стола, пыхтя на манер потасканной вычислительной машины, и свирепыми шагами направился на кухню. В месте, где ежедневно совершалось таинство приготовления пищи, Минутыч никогда не бывал, но знал, что заработную плату в виде обыкновенного масла он платит десяти кухаркам и пяти прислужникам.

Кухню губернатор искал долго. Мало того, что его маленькие ножки скорее семенили, нежели ходили, так ещё и резиденция простиралась на тысячи метров. Множества комнат, в которые ему сегодня пришлось заглянуть в поисках кухни, он вообще никогда не видывал. Или видал лишь однажды, когда состоялось их торжественное открытие. Такой особняк Минутычу был явно велик, губернатор был до того тучный, что передвигался с трудом, и для комфортной жизни ему хватило бы одной трёхметровой кровати. Собственно, такая у него и была, но высокопоставленный пост требовал больший размах и большее количество комнат, дабы похвалиться перед коллегами и утереть нос вечному конкуренту — губернатору всех Секундий.

Минутыч отворил очередную неприметную дверь, и тут же втемяшился макушкой в сковороду. Он схватился за голову и проорал: «Ааааа!» на всю резиденцию, корчась от боли, а когда осознал, что кухня таки нашлась, заорал пуще прежнего, ведь ни одного ходика в помещении ни обнаружилось. Он кричал в отчаянии громче и громче, ругался хлеще, чем простолюдин, но отвечало ему только эхо, отражающиеся от коридорных стен.

От непредвиденного одиночества все запчасти и шестерёнки надутого губернаторского тела заполонились паникой. Минутычу срочно нужно было наполнить жернова уличным воздухом. Так сказать, вдохнуть полной грудью. Потому он, пыхтя и скрипя несмазанными запчастями, спустился в главный холл и побежал, переваливаясь с боку на бок, к выходу. У входной двери он схватился за ручку и с яростью дёрнул дверь на себя, но та не поддалась. Он нажимал на неё и нажимал, прыгал и топтал ножками, как избалованный карапуз, но вырваться из заточения не мог. Он с детства жил в роскоши и настолько преуспел в праздности, что так и не научился пользоваться дверным замком. Дверь ему всегда отворял тот самый дворецкий, которого губернатор пренебрежительно величал: «Эй, ты!».

Растеряв последние капли самообладания, Минутыч осел на пол, придерживая руку на центральном механизме. От навалившегося страха и тревоги ему казалось, что он умирает: что у него центральный приступ; артериальная закупорка; или, того хуже — лопнувший шестерёночный тромб. Он настолько уверовал в это, что почувствовал реальные симптомы всего перечня заболеваний: центральный механизм закололо; по телу прошли мелкие парализующие иголки; а в глазах всё зашестерилось.

— Я умираю! — прохрипел губернатор, развалившись у входной двери.

И его шестерёнки перестали дребезжать, сознание померкло, а веки налились, будто осмием. Он упал в обморок. Настоящий ли, картинный ли, понять не представлялось возможным, ведь ежели он играл, то играл так хорошо, что знатоки актёрского дела сказали бы: «Верю!».

Его обморок продлился недолго. Пухлый снеговик быстро пришёл в себя и даже наметил план действий. Ну как план, перечень дел включал всего один пункт — позвонить лучшему другу и коллеге — Секунд Секундычу, губернатору всех Секундий.

Друзья не созванивались уже давно, ведь Секундыч разобиделся, узнав, что из Часовинии поступили средства на строительство моста между Минутиями, а ведь Секундиям тоже не помешал бы мост, точнее, как мост, бедняжка Секундыч так и не обрамил резиденцию крыльями, и даже ротонды, и той у него не было.

Телефон располагался аккурат у входной двери и, набрав нужный номер, единственный, что как-то сохранился в скудоёмкой памяти Минутыча, стал ждать ответа. Но даже гудки и те не удостоили чиновника чести быть услышанными. Сеть была перерезана. И когда до тугого ума губернатора дошла эта информация, он и взаправду начал умирать.

Глава 15. Значит, война!