Весной 1901 года, когда увлечение русским сказочным миром закончилось и образ Демона вновь восстал перед ним, Врубель сказал Яремичу перед своим «Надгробным плачем»: «Вот к чему, в сущности, я должен бы вернуться». И он вернулся спустя три года, а тогда весной «и настроении художника происходила какая-то перемена, несмотря на наружное спокойствие, в нем заметна была тревога. Его тянуло в деревню, и помню, как он удивительно поэтично описывал «земляной пол и низенькие потолки» деревенского жилья»[334]. Осенью душевная тревога и творчество Врубеля достигли, казалось, крайнего напряжения. Обстоятельство личной жизни — рождение сына с раздвоенной губкой — и повышенное напряжение общественных настроений того времени обострили болезнь художника. Он «приходит в мрачное и вместе очень возбужденное состояние духа. Он решает, что должен, наконец, написать своего главного большою «Демона». К концу работы над Демоном Врубель был уже психически расстроен. Весной 1902 года в Петербурге духовное возбуждение художника произвело на Яремича «впечатление громадного, как бы бешеного подъема сил: «Через пять лет русское искусство будет первым в мире, мы все завоюем». Врубель говорил о «состоянии искусства, науки, культуры и везде развивал громадные планы»[335].
После всех Демонов — трагических героев духовно-жизненной драмы художника — он вернулся к идеям своих ранних озарений, оставленных им на холсте и бумаге. Это не были «Оплакивания» или «Воскресения», которые, казалось бы, должны отвечать больным настроениям и спутанному сознанию угасающего гения, это были пророки и серафимы, полные духовной жажды и сознания своей великой миссии. Впервые Врубель написал лик пророка Моисея на хорах в Кирилловской церкви, изобразив его не зрелым мужем, как у Микеланджело, а безбородым юношей «на том основании, что пророчествовать он начал в молодые годы»[336]. Врубелевский юный Моисей — образ аскета, подвижника идеи, в его широко раскрытых глазах можно прочесть напряжение раздумий молодого Врубеля о выборе трудного пути художника, призванного пророчествовать с первых шагов своего путл в искусстве. И Врубель прошел весь свой тяжелый путь до конца. В фантастически-прекрасном «Азраиле» и мучительно неясном «Иезекииле» художник до последнего луча света в слепнущих глазах был одержим образом Пророка — идеей подвижнического служения людям, ибо в этом он видел высший нравственный долг истинного художника. До последнего прикосновения к полотну, рисуя почти ощупью, Врубель жаждал воплощения своих грёз, всю жизнь он искал высокого воплощения музыки цельного человека в театральной иллюзорности жизни и, наконец, услышал эту музыку в себе самом.
ПРИМЕЧАНИЯ
1
2 См.:
3 Врубель, с. 145.
4 См.:
5 Врубель, с. 273.
6 Там же, с. 23.
7
8 Врубель, с. 24. Гоголевские мысли юного Врубели можно проследить и далее в характеристике Хлестакова.
9 См. там же, с. 29.
10 Там же, с. 32—33.
11 Там же, с. 37, 40.
12 Фрагменты воспоминаний В. С. Серовой были опубликованы в журнале «Артист», 1890, № 12.
13 Врубель, с. 36.
14 Там же, с. 38—39.
15 Там же, с. 37, 39, 43.
16 Там же, с. 311.
17 Там же, с. 75.
18 Там же, с. 194.
19
20 Врубель. с.155—156.
21 Там же. с. 35.
22 Там же, с. 42.
23 Там же, с. 43
24 С. И. Яремич и А. И. Иванов называли это произведение «Введение во храм».
25 Врубель, с. 38.
26 Там же, с. 43
27 Там же, с. 114
28 Там же, с. 46.
29 Там же, с. 131.
30 См. там же, с. 303.
31 Там же, с, 157.
32
33
34 Врубель, с. 175.
35
36 Там же.
37
38
39
40 См.:
41
42 См.:
43 Сохранились черновики стихотворения Врубеля «На смерть Риццони». Сектор рукописей ГРМ, фонд Врубеля.
44 Врубель, с. 120.
45