Всадник

Не договорив, всадник натянул перчатку и принялся исследовать крышку. Вскоре одна камелия провернулась, и ему удалось открыть сундук. Внутри оказалось совершенно темно – как будто содержимым этого ящика Пандоры была тьма. Тут у магистра наконец подогнулись ноги, и он сложился, почти упав на землю.

– Нет-нет, – сказал доктор сам себе, – не стану запускать туда руки. Вдруг после всех этих гадов там внутри дополнительное… ведро скорпионов.

Однако на утреннем ветру темнота внутри сундука постепенно рассеялась, как мука из горсти, а на дне обнаружилась ветхая карта. Всадник достал ее и положил вместо нее свернутую бумагу, извлеченную из потайного кармана.

– В одном месте убавится, в другом прибавится, – по привычке разговаривая сам с собой, прокомментировал он, – может, этот мир и не знает о законе сохранении энергии, и все же… – Он развернул карту. – Ah. Как проплыть к Америке. Я жду вас, дорогие… нет, даже бесценные друзья.

Доктор захлопнул крышку и оперся на нее локтями, подперев голову. Затем с трудом поднялся, резко, но негромко свистнул. Вскоре из темноты бесшумно вышел вороной – такой же уставший и мрачный, как всегда. Делламорте утешающе потрепал его по шее.

– Ничего, ничего, мой далеко не старый друг, – сказал он. – Знаю, ты не любишь все это порхание, шипение… Размахивание. Поедем же, нас ждут.

Делламорте поднялся в седло, набросил на голову капюшон и снова как будто зарос маской.

8. Вопросы наследования

В воздухе за Стабом снова звучало детское пение. Когда последние ноты смолкли и заключительное «всегда-а-а-аа!» оборвалось, на остров упал свет. В лакуну на вершине горы он попадал скупо, но туда, куда попал, – вошел как нож. На пути его оказались и глаза Ораха, по-прежнему упиравшегося лбом в землю. Военачальника давило сверху тяжеленное кресло, а линия, ограничивавшая пространство вокруг, выглядела полузатертой и потускневшей, причем затертости шли снаружи: Орах не двигался.

Раздался быстрый и резкий звук, какой бывает, когда мимо проносится большая хищная птица, и снова воцарилась тишина. Через мгновение свет перед Орахом закрыло что-то темное. То был магистр искусств.

– И на исходе волн я умер и был перенесен на вершину Жучьего Холма, – монотонно бормотал Орах, – Жук разъял мое тело и поднял мое сердце в небо, чтобы посмотреть, будет ли оно сиять. Когда же сердце не засияло, он сшил меня нацело и прогнал пустым гулять в туманах за краем воды, а ставшее железным сердце опустил на ноге в море… там оно гулко потонуло и стало единым с другими сердцами, на которых бьется Рэтлскар.

Делламорте аккуратно развернул кресло – сначала набок, потом, проследив отток крови от лица Ораха и чуть выждав, возвратил в вертикальное положение. Затем он ушел и некоторое время отсутствовал. Вернувшись уже без плаща, сел на высокий табурет.

– Уж и не знаю, твое ли сердце такое железное или есть здесь иной смысл, – задумчиво проговорил он, – но с морем, да и со всем остальным, у вас непорядок. Что не отменяет основного вопроса.

Магистр взял с пола нетронутый стакан, выплеснул из него воду на камни, достал из очередного потайного кармана крошечный пузырек, подошел к Ораху и, разжав ему рот, вытряс на язык несколько капель. Затем аккуратно развязал веревку, удерживавшую военачальника в кресле, и вернулся на свой табурет.

– А может, и отменяет, если слишком много крови прилило в твою голову, – закончил он.

Орах помолчал, усмехнулся и принялся разминать руки.

– Вот так времена, – сказал он сонно, – военачальника взяли в плен, а он не боролся. Его связали, а он не сопротивлялся. Его перевернули вверх ногами и оставили… надолго, и тогда он не сделал ничего. Что же это? Впрочем, каков Рэтлскар, таков и военачальник. – Он покряхтел, а затем вдруг громко вскрикнул: – Унижение! Которое время сейчас?!

– Ну-ну. Давай-ка без лишнего самоуничижения, – недовольно отреагировал доктор. – Ты сопротивлялся как мог, просто у нас не было времени оформить это более драматично. А время тебе прекрасно известно: уверенное утро. Хочешь ли ты чего-нибудь, прежде чем мы продолжим разговор? Или ты ничего не хочешь? Тогда я отпущу тебя.

– Я хочу понять, какова роль Галиата во всем этом, – задумчиво проговорил Орах.

– Твоего летописца и придворного… преобразователя? – удивился Делламорте. Голова его кружилась после утренних приключений, и ему было непривычно тяжело концентрироваться. – Неожиданный вопрос… Но если только у него нет книги, где записано всё, особой его роли в событиях я не наблюдал – разве что он умнее прочих.

– Он осведомлен обо всем, что происходит на острове, – пояснил Орах и слабо пошевелил затекшими ногами, – а ведь Галиат довольно молод… – Оба помолчали, затем Орах беспокойно продолжил: – Скажи наконец, что нужно тебе от моего города? Откуда ты взялся? Разве ты не видишь, что и без тебя у нас довольно плеши?