Всадник

– Двигаться легко, – непонятно отреагировал Делламорте, – останавливаться сложно. Для работы нужен по крайней мере стол. – Он протянул руку в сторону и положил свиток, извлеченный из кармана, на что-то деревянное. Затем, без связи с предыдущим, поинтересовался: – Почему в вашем языке так популярен звук «х»?

Сказав это, всадник вздохнул и покачнулся на табурете, после чего счел за лучшее опуститься на твердую землю, прислонившись к холодному камню спиной. Уперев пальцы в землю и с неудовольствием отметив немеющее правое запястье, Делламорте посмотрел на гостя-пленника.

– Послушай, Орах, – сказал он нетерпеливо, – давай-ка будем заканчивать: у меня много дел, и пришло время резюмировать. Итак, ты прошел коронацию, на которую явился гораздо более загадочный, чем умница-Галиат, змеиный наездник. Он украл вашего с Иценой сына…

– Это не мой сын!.. – закричал военачальник.

– Твой, твой, – нетерпеливо прервал его всадник. – В прошлый наш разговор я уже назвал его твоим сыном, но ты был слишком увлечен и не возразил мне… Кроме того, я видел, как ты смотрел на него на коронации. Ты не пришел бы сюда за помощью, если бы не верил, что в моих силах дать ее.

Орах хлопнул ладонями по бедрам.

– Гей, хе-сатеп! – воскликнул он обиженно. – Я пришел к тебе за советом, а ты связал меня и опрокинул! Так не поступают мудрецы, так не поступают герои; так поступают лишь… злецы! Я пришел к тебе с распростертым сердцем, с выпуклым позвоночником. А ты? Я даже не знаю в точности, кто ты и почему наездник смотрел на тебя!

– Прости, Орах, – коротко рассмеялся всадник. – Ты прав, я «злец», ни мудрецом, ни героем никогда не был и уж не сделаюсь. А чтобы твое сердце осталось распростертым, а позвоночник выпуклым, чтобы младенец вернулся к матери, а я мог наконец начать делать то, зачем пришел, нужно, чтобы ты ответил мне. Если Фаэтон – твой сын, а не сын твоего брата, где же тогда твой брат? И, главное, почему?

Орах хмыкнул, закрыл глаза и долго что-то бормотал, затем, видимо, решился:

– Хорошо же. Да, это мой сын. Что до брата… никакого Кэтанха и не было. Вернее, он был, но давно-давно. Еще когда мы были детьми. А потом он умер, и я решил, что стану обоими близнецами. Многие во дворце знали, конечно, но ты знаешь, как легко приучить людей верить в то, чего нет, если ты облечен властью. И так, хотя поначалу все было игрой, она затянулась не на один год, и я наконец решил, что смогу ею воспользоваться. Решил, что правитель Кэтанх станет жестоким, чтобы народ пожелал ему беспогибельного погребения под черным дном – а я-настоящий стану править после него так, что сердца будут сиять на меня вдвое сильнее. Ибо Рэтлскар уже сотни лет скован устоями, которым нет объяснения. Город привык слушать в прошлое и не ждать добра от военачальников. Я хотел разбудить его.

– Зачем? – спросил Делламорте скептически. – Что, мало тебе смиренных товариществ, рыбохотства, мохнарей и древнего искусства мечевания, преподаваемого во внутреннем дворе замка, или тем более патрулей по ночам или заброшенных подземных ходов, что ты решил «разбудить» еще какое-нибудь лихо себе на голову?

Орах подавленно молчал.

– Благодарю тебя за правду, военачальник, – продолжил черный доктор. – Но ты загнал себя в жестокую ловушку. Я-то думал, в двойниковости правителей кроется какой-то смысл – что были в вашем прошлом какие-нибудь братья-Диоскуры[127 - Братья Диоскуры, близнецы Кастор и Поллукс (Полидевк). Неким мистическим образом один из них оказался сыном Тиндарея, законного мужа их матери – Леды, а один – Зевса, явившегося Леде в образе лебедя, отчего один вылупился из яйца смертным, а второй нет. Где-то в этой кладке оказалась также и прекрасная Елена, лицо которой заставило спустить на воду тысячу греческих кораблей и развязать Троянскую войну. За чудесным рождением, в память о котором братья всегда носили смешные конусовидные шапки, призванные напоминать о яичной скорлупе, последовало много приключений: похищение дочерей Левкиппа, участие в походе аргонавтов за золотым руном и охота на Калидонского вепря.], неразлучные на земле и на Олимпе… А оказывается, ты просто задумал сыграть на контрасте. Что же ты планировал сделать затем?

«Систематически недооцениваю волю этого мира к продолжению существования, способность придумывать историю и проживать ее с уверенностью и чувством, – думал Делламорте с досадой. – Сейчас выяснится, чего доброго, что он и сам собрался построить корабли, погрузить на них все население и отправиться на поиски обетованной земли».