Всадник

Тут Сард почувствовал неладное и сам натянул тетиву – но на долю секунды позже, чем следовало. И здесь место похвалить маритимского купца еще раз. Лот не был человеком воинственной отваги, он никогда прежде не рисковал своим животом, всю жизнь проведя между мануфактурой и суконной лавкой, а вечерами слушая рассказы стариков и копаясь в книжках. Лот не получил ничего хорошего от разрушения мира и потерял единственное живое существо, которое было ему дорого, – безответную, но верную жену. Лот провел последние дни в бегах, страхе, нервном напряжении и лишениях, и никакая награда не ожидала его за это, только тоска и неопределенность. И все-таки, исполняя приказ, он хозяйственно погрузил в телегу останки великой триады божеств Камарга и покорно повез их прочь из города. Перегрин-Ристан, уставшее и безликое божество вод и ветров, покровитель путников и странников, знал, что должен будет откликнуться на зов сестры, когда придет время. (Вообще-то Делламорте планировал использовать его при навигации по Пребесконечному океану, чтобы сделать «Скифа» быстроходнее, но сейчас выбор между быстроходностью и быстрой смертью оказался очевидным.) И вот Перегрин-Ристан вырвался из телеги расширяющейся трубой тугого торнадо и завис, ожидая указаний и свивая воедино дорожную пыль, частицы снега, серое тело Онэргапа и все, что попалось ему на пути – в том числе лошадей и детей эфестов.

Строй сломался. В стороны летят спущенные в последний момент волшебные стрелы луков победы, а эгнанские голубые лошади, эти чемпионы невозмутимости, храпят, фыркают, отчаянно ржут и поднимаются на дыбы, сбрасывая непривычных к неповиновению всадников. У самих же всадников, беспорядочно вращающихся в буйстве ветреной стихии, будто поднялась температура тела, будто взбесилась сложнейшая кровеносная система – две системы, и вскипевшая голубая кровь бросилась в головы.

– Ты помнишь, предводитель, – обратился Всадник к Детям, – как выглядела наша встреча в прошлый раз? Вы бежали, а я стоял. Сейчас все будет наоборот: вы будете стоять, а я убегу. Ты свободен, Перегрин-Ристан!

Эфесты, лошади, телега и все прочие вещи, которые вобрало в себя благодарное торнадо, грудой обрушились наземь, и пока они собирались воедино, гексенмейстер провел ладонью перед лицом, оказался в маске, а затем медленно поднял голову к небу, как будто со специальной театральной неспешностью. Сард, погребенный под кучей соратников, наблюдал за его метаморфозами с ужасом и недоверием: вот же он, Враг, на расстоянии вытянутой руки, а достать опять нельзя.

Всадник тем временем медленно развел руки в стороны ладонями к небу (в одной из них по-прежнему была ветка), как если бы у него должны были вырасти крылья, но его волшебный плащ вел себя лишь как предмет одежды, и никакими крыльями магистр не прирос. Зато небо, к которому Делламорте, обычно чуждый вычурных жестов, обратился в такой странной манере, как будто признало в нем своего, и через несколько долгих секунд ни гексенмейстера, ни его знакомого купца на дороге уже не было. Оба сошлись в огромный узкий зрачок неожиданной крестообразной формы, перед эфестами ядерно вспыхнуло светом и тьмой, и это было все. Только мела по земле кудрявая поземка, а использованная гексенмейстером ветка валялась на земле.

Сард с трудом поднялся и, пройдя несколько шагов, поднял ветку. Это была ива, и в руках предводителя она рассыпалась серой ледяной крошкой, как будто одновременно заледенела и обуглилась. Созидатель использовал ее до конца.

– Значит, до следующего раза, – сказал Сард и улыбнулся окровавленным ртом. К счастью, на голове у него был шлем, и этого совершенно человеческого действия его братья не увидели.

3. Ковчег

И он собрал их в доме. Корабль, названный в честь коня и управляемый мастером на все руки Танкредо, прошел из Ламарры, где взял на борт гордого мальчика Кеандра, того самого Кая, сына Варрона, а Эзра, Лот и Делламорте взошли на борт в Камарге. С одинаковой легкостью корабль путешествовал и вдоль берега, и по безымянным рекам, прошел бы он, казалось, и полями, когда б возникла необходимость. В какой-то момент они вплыли в туман, прошли в нем, как в облаке, в полном молчании – то ли час, то ли день, и сошли на летнюю поляну, оставив позади позднюю зиму и раннюю весну. Вокруг все зеленело, кто-то вдумчиво чирикал и свиристел, лес перешептывался сам с собой, и ничто не напоминало ни о городах за стенами, ни о дорогах, ни о том, что цивилизации материка были разрушены. Лот понял, что они в лесу Гриз – священном месте всего материка.