Всадник без бороды

…На степь уже спускались сумерки — сизые, как осенний туман, и короткие, как дождь в засуху, — когда Алдар-Косе прискакал в аул Мошеке-бая.

Богатые белые юрты, расположенные неподалеку от реки, казались яйцами гигантской сказочной птицы. Серых юрт, которые поставили жатаки, в сумерки видно не было.

Собаки встретили Алдакена недружным брехом — видно, они устали, налаялись за день. В гостевых юртах шло угощение: громкие крики смешивались со смехом, по улице бегали сломя голову байские слуги.

Какой-то жигит показал ходже жилище Мошеке-бая, по прозвищу «Обжора», но Алдар-Косе не воспользовался его советом и спросил у бедно одетой старухи, где поставили юрты люди из аула жатаков.

В этих юртах было тихо. Люди словно притаились перед грозой.

— Эй, я от Салиха! — крикнул Алдакен, и сразу же появились мужчины, бережно сняли ходжу с коня, внесли в юрту.

Когда Алдар-Косе убедился, что кругом действительно только жатаки из бедного аула, он сорвал бороду и сказал:

— Поставьте кого-нибудь на стражу, чтобы нас не застали врасплох. Я придумал, как выиграть завтра вашу тяжбу. Вот что нужно сделать…

Глава девятая ВО ИМЯ АЛЛАХА ВСЕМОГУЩЕГО

Когда нечего сказать, говори:

«О аллах», и глупцы сочтут тебя мудрецом.

Казахская пословица

Алдар-Косе едва успел объяснить жатакам, что он придумал, как стоявший на страже юркий мальчонка ужом вскользнул в юрту.

— Сюда идет жигит Ускембая!

Алдар-Косе тотчас же надел чалму, прикрепил бороду. Подмигнул жатакам:

— Хоть Ускембай и сын самого Аблая, но, когда жигит расскажет ему о наших разговорах, Ускембай из тигра станет ягненком! Ты, мальчуган, иди на улицу и посмотри, что будет делать этот жигит. Теперь прошу вас, друзья, кричите громче!

И высоким старческим фальцетом Алдар-Косе отчаянно заорал:

— Бай-ага дает пятьдесят баранов, двадцать коней! Пять верблюдов! Это его последнее слово!

— Э-э, ходжа, — громко заговорили жатаки, — раз аллах послал нам счастье, зачем отказываться! Мы не согласны!

— Пусть будет семьдесят баранов! — закричал Алдар-Косе. — Все равно больше Сансызбая вам никто не даст!

— Золото нам самим нужно, ходжа! Так и скажи своему баю!

— Верблюды должны быть одногорбые!

— Золотой песок! Пусть подавятся им наши враги!

— Тридцать коней! Самых лучших! Слышишь, ходжа? Ни одного меньше!

Алдар-Косе торговался отчаянно, как последний торгаш на базаре. Жатаки тоже не отставали. Всем стало жарко.

Когда мальчик-дозорный снова появился в юрте, голос Алдар-Косе уже начал по-настоящему хрипнуть, а жатаки устали от крика.

— Он слушал-слушал, потом ка-а-ак побежит обратно, к Большой юрте, — рассказывал юный дозорный, сверкая глазами. — Даже собаки за ним погнались!

— Кажется, лиса попалась в капкан, — сказал Алдар-Косе, снимая бороду и чалму. — Сейчас я остыну немного и поеду к Обжоре. Не забывайте, о чем я вам говорил. Завтрашняя победа зависит от вас.

— Мы не подведем, Алдакен, — ответил за всех рыжебородый казах. — Только веди себя осторожнее. Ведь тебе предстоит дальний путь, а из-за нас ты свернул с него. Если с тобой что-нибудь случится, жатаки всей степи нам этого никогда не простят…

— Хош! — простился Алдар-Косе, вышел из юрты, с помощью друзей, кряхтя, взобрался на коня, тронул поводья и медленно поехал к Мошеке-Обжоре.

Когда Алдакен садился в седло, то из юрты бая еще доносились крики и смех: богатеи угощали бия-судью. Но не успел конь сделать и нескольких шагов, как веселье в юрте стихло.

«Видно, жигит говорит о том, как он подслушивал и что услышал!» — про себя усмехнулся Алдар-Косе.

Так оно и было. Когда конь приблизился к Большой юрте, у которой был поднят входной войлок, то Алдар-Косе увидел освещенных светильником баев и судью. Жигит, стоя сбоку от Ускембая, что-то оживленно рассказывал внимательно слушающим богатеям.

Из темноты навстречу Алдар-Косе вышли два жигита. Один сразу юркнул в юрту, а второй, отдав салем, помог ходже сойти на землю.

Затем из юрты вынырнул первый жигит и, поздоровавшись с ходжой, попросил его от имени Мошеке-бая присоединиться к гостям.

Гости сидели на коврах. Сын Аблая Ускембай был худ и длинен, как шест — соил. Только там, где у соила петля для ловли коней, у тощего Ускембая — голова.

Бий-судья оказался еще не старым человеком, в меру округлым; его пышные щечки разрумянились от еды и питья, а узкие глазки казались едва видными щелками.

Хозяин юрты Мошеке-Обжора походил на большую бочку. У него не было заметно ни шеи, ни плеч — словно прямо на живот посадили толстую, круглую, как перевернутый котел — казан, смуглую до черноты голову.

Богатое угощение взволновало Алдар-Косе: он целый день не ел. А тут — груды баурсаков, похожих издали на шарики, истекающий жиром кеваб — мясо, жареное на вертеле, сочный, еще шипящий от воспоминаний об очаге куырдак — мелкие кусочки жареного мяса. На красивых блюдах лежали жент — творог, растертый с маслом и медом, колбаса — казы, сыр — курт.

Нечасто у бедняков случаются в жизни встречи с такими блюдами!