Всадник без головы

— Я готов извиниться перед ним. Я догоню его и попрошу у него прощенья за свою несдержанность. Если ты только говоришь правду, сестра, я должен это сделать. Ты ведь знаешь, что он мне понравился с первого же раза. А теперь, Луиза, иди к себе и засни. Я поспешу к гостинице и, может быть, еще застану его там. Я не найду себе покоя, пока не исправлю своей ошибки.

Когда брат с сестрой вошли в дом, вслед за ними показалась и третья фигура, до этого момента скрывавшаяся в кустах. Это был Кассий Кольхаун.

Глава XXXV НЕГОСТЕПРИИМНЫЙ ХОЗЯИН

«Жалкий трус! Дурак! Сам я тоже дурак, что обольстился такой надеждой. Я должен был предвидеть, что она сумеет уговорить этого щенка и даст возможность улизнуть этому негодяю. Я мог бы сам из-за дерева уложить его насмерть, не рискуя ровно ничем. Дядя Вудли только поблагодарил бы меня за это. Все в сеттльменте оправдали бы мой поступок. Низкий обольститель! Презренный торгаш! Кто бы мог возражать против справедливой расправы с ним? Когда теперь, чорт побери, подвернется еще такой случай?»

Так размышлял капитан, возвращаясь в гасиенду и следуя на некотором расстоянии за Луизой и Генри.

— Интересно, — бормотал он про себя, входя во двор, — действительно ли собирается этот желторотый глупец извиниться перед человеком, который одурачил его сестру? Да, он, по-видимому, взялся за это всерьез, иначе чем объяснить эту суматоху в конюшне?.. Вот его лошадь.

Одновременно с лошадью из дверей конюшни вышел мужчина в плаще и панаме. Кольхаун узнал в нем Генри.

— Дурак! Ты выпустил его! — злобно пробормотал капитан, когда юноша приблизился к нему. — Верни мне нож и револьвер. Эти игрушки не для твоих нежных ручек. Ответь же мне, почему ты не сделал так, как я тебе сказал? Почему ты разыграл такого дурака?

— Да, я действительно разыграл дурака, — спокойно сказал молодой плантатор. — Я это знаю. Я грубо и незаслуженно оскорбил порядочного человека.

— Оскорбил порядочного человека! Ха-ха-ха! Клянусь, ты сошел с ума!

— Я был бы безумцем, если бы последовал твоему совету, Кассий. К счастью, я этого не сделал. Как бы там ни было, я немедленно еду просить у него прощания.

— Куда ты едешь?

— Вдогонку за Морисом-мустангером, чтобы извиниться перед ним за свой некрасивый поступок.

— Некрасивый поступок! Ха-ха-ха! Ты, конечно, шутишь?

— Нет. Я говорю совершенно серьезно. Если ты поедешь вместе со мной, ты это сам увидишь.

— Тогда я еще раз скажу, что ты действительно сумасшедший. И не только сумасшедший, а просто идиот!

— Ты не очень вежлив, Кассий!

С этими словами юноша пришпорил коня и быстро поскакал.

Кольхаун стоял не двигаясь, пока лошадь не скрылась из виду. Потом решительным шагом он направился к дому и быстро прошел через веранду в свою комнату. Вскоре он вышел оттуда в каком-то старом плаще, прошел в конюшню и вывел оттуда за уздечку своего коня, уже оседланного.

Он провел коня по мощенному камнем двору совершенно бесшумно, как будто бы крал его. Затем вскочил в седло и быстро отъехал от гасиенды.

Милю или две он ехал следом за Генри Пойндекстером, но, по-видимому, не с тем, чтобы догнать юношу, так как Генри уже успел уехать далеко. Кольхаун не торопился.

На полпути к форту Кольхаун остановил лошадь и, окинув внимательным взглядом близлежащую рощу, круто свернул на боковую тропу и поехал по направлению к реке.

«Возможность еще осталась, и неплохая, но только дороже той, которую я упустил. Это мне будет стоить тысячу долларов. Но что же? Мне надо наконец отделаться от этого негодяя-ирландца. Рано утром, по его словам, если это только не ложь, он будет на пути к своей хижине. Когда это, интересно знать? Для обитателя прерий, кажется, встать на рассвете — это уже поздно. Ничего. У нас еще хватит времени, Койот успеет опередить Мориса. Его хибарка, наверно, недалеко отсюда. Мексиканцы должны знать это место или, во всяком случае, дорогу, которая ведет туда. А этого уже достаточно. Пусть же в хижине ждут хозяина. Только вряд ли дождутся: ведь по дороге могут повстречаться индейцы».

Размышляя таким образом, капитан подъехал к хижине мустангера-мексиканца.

Дверь была открыта настежь. Изнутри доносился храп спящего человека.

Периодически этот храп прерывался то короткими интервалами тишины, то звуками, подобными хрюканью свиньи, то нечленораздельными восклицаниями: «Caramba! Тысяча чертей! Иисус! Святая Мария!»

Кольхаун остановился на пороге и прислушался.

— Эта скотина вдребезги пьян! — сказал он громко.

— Алло, сеньор! — воскликнул хозяин хакале, приведенный в полусознательное состояние звуком человеческого голоса. — Кому такая честь? Нет, не то! Я счастлив видеть вас — я, Мигуэль Диаз, Эль-Койот, как меня называют. Ха-ха-ха! Койот! Ба, а как вас зовут? Ваше имя, сеньор? Тысяча чертей! Кто вы такой?

Приподнявшись на тростниковой кровати, Эль-Койот некоторое время оставался в сидячем положении, блуждающим взглядом всматриваясь в нежданного гостя, прервавшего его пьяные сновидения.

Потом, издавая нечленораздельные звуки, Койот снова растянулся на кровати.