Всадник для дракона (СИ)

Он не сопротивлялся. Совсем. Только прятал глаза, подставлял защищенные толстой чешуей плечи под мои когти и неловко пятился к краю пропасти, на дне которой лениво клубился туман. И пятился до тех пор, пока его когти не заскребли по краю осыпающейся плиты, а сам он не пошатнулся в попытке сохранить равновесие.

Мне хватило бы одного-единственного удара, чтобы окончательно скинуть его вниз. Всего лишь слабый толчок, хлесткий щелчок по глазам или поднятая крыльями воздушная волна…

Но я не стала. Попросту не смогла. И, несмотря ни на что, так и не сумела переступить через непререкаемый внутренний запрет, не дозволяющий причинять вред своей Паре.

Пламя для дракона — это все. Его жизнь, его воля, его гордость. Как выяснилось, обрести себя самого, собрав воедино половинки души, только полдела. Объединить сердце и разум, обретя внутреннюю гармонию, как оказалось, не так уж сложно. А вот заставить громче биться чье-то сердце, разбудить в сверхразумной, холодной и сугубо рациональной душе первозданный вулкан эмоций — задача не из простых.

У дракона не может быть второй Пары. Каждому из нас предназначен только один партнер. На все времена. В любые эпохи. Один раз и до скончания веков. Пламя для нас — это Искра, от взгляда на которую в груди разгорается первобытный пожар. Неистовая страсть. Всепоглощающее желание. Единственный смысл нашего долгого существования. Заветная цель, без которой не достичь совершенства. То самое чудо, от которого мы, что бы ни говорили, отказаться уже не в силах.

Поэтому мы и ждем его с таким нечеловеческим терпением, страшась однажды не узнать его голос. Поэтому и жаждем проснуться, едва почувствовав, что где-то вдалеке зародилась предназначенная только нам Искра. Ведь, кроме нее, нам никто не нужен. Никто не заставит нас жить, как она. Летать вместе с ней. По-настоящему жить. Гореть. Мечтать… пылать всей душой, беззаветно отдаваясь чувствам.

Найти свою Пару — это счастье. Божественная награда, назначенная мудрым Творцом. Лишившись ее, дракон неотвратимо сходит с ума, не в силах вынести безграничного одиночества. Поэтому он никогда и ни по какой причине не причинит ей вреда. И не покинет по своей воле. Как бы жестока и своенравно она ни была… что бы только ни сделала… он никогда ее не предаст. Не ударит. И не убьет. Это против самой сути нашего существования, и через этот непреложный закон ни один из нас не переступит.

Я тоже не смогла, потому что знала: висящий на краю пропасти серебристый дракон действительно — мое Пламя. То самое. Единственное. Неповторимое. Болезненно близкое и сумевшее причинить мне столько горя… такое рваное, запутавшееся, больное… но все-таки оно мое. И пусть я прекрасно знаю, что, упав, он лишь развернет свои широкие крылья… пусть для него это падение не причинит вреда… я НЕ СМОГУ нанести добивающий удар, означающий, что он мне абсолютно безразличен. Как не смогу ему лгать, утверждая, что Рэну больше нет места в моей несчастной душе.

Остановившись в последний момент, я сжала челюсти и ударила только взглядом — тяжелым, обвиняющим, злым. Быть может, это трудно понять, но я смирилась бы со всем, что он натворил или еще только натворит в будущем. Забыла обо всем, что по его вине мне когда-то пришлось пережить… да что там! Я простила бы ему все на свете, включая обман и разбитую мечту… абсолютно все, кроме предательства того, кто его призвал.

Лорд Эреной стал для меня верным другом, который, вполне вероятно, мог бы стать не только близким, но и родным. А для дракона надменный и высокомерный инкуб был частью души. Его утраченной сутью. Умолкшим сердцем. Потерянной половинкой, без которой он так и останется лишь наполовину живым.

Но я приняла бы этот выбор безропотно, если бы победа Рэна была одержана в честном бою. Я бы все перенесла. И со всем смирилась. Но не тогда, когда милорд добровольно открылся, а дракон, не задумавшись, нанес свой удар.

Подлость — исконно человеческое качество. Как и злопамятство, как мне кажется, исключительно смертный дар. Драконы же не должны опускаться до наших слабостей… хотя, возможно, они перенимают лишь то, что есть в нас самих? Ведь отсутствие слабости не всегда означает внутреннюю силу и чистоту, а не знающий разницы разум просто не понимает, в чем дело?

Устав от бурлящих в душе эмоций, я вскинула голову и, не желая больше сдерживаться, отпустила из все на волю. Свое отчаяние, боль, разочарование и горечь. Приподнявшись на задних лапах, выпустила свой крик сверкающим столбом живого огня, вложив в него клокочущую в груди ярость. Подожгла небеса. Напугала спящие горы. А затем устало опустилась обратно, уронила на спину крылья и, чувствуя внутри безумную опустошенность, медленно побрела прочь.

— Позволь спросить… что это было? — неожиданно раздалось у меня за спиной. А следом раздался шорох складываемых крыльев и осторожный цокот когтей. — Хейли? Ты куда?

— Не трогай меня, — не оборачиваясь, уронила я, вяло подумав, что и вслух, оказывается, говорить умею. Хотя о чем это я? Рэн ведь сумел? Да еще находясь при этом в призрачном виде.