Одновременно я подумала о том, что мне от него уже никуда не деться. Пройдут года, и раны заживут, несмотря на то, что безупречная память всегда будет жить и хранить воспоминания об этом дне. Когда-нибудь я постараюсь убрать их в самый дальний уголок своего разума и просто спокойно жить дальше… но сегодня мне больше нечего сказать своему Пламени. И нет никакого желания здесь оставаться.
Вот только Рэн этого не знал. Или не захотел понимать? И, поспешив нагнать, опрометчиво тронуть мое крыло. Очень серьезный жест. И смертельно опасный, потому что позволить его себе мог только самый близкий. Тот, кому доверяют. И тот, от кого не ждешь подвоха.
Крылья для нас — это свобода, дающая возможность летать и сливаться с ветром. Хрупкая перепонка, которую так легко порвать. Коснуться ее без согласия означает посягнуть на свободу, поэтому и воспринимается, как прямая угроза.
— НЕ СМЕЙ КО МНЕ ПРИКОСАТЬСЯ! — от моего бешеного рева, казалось, дрогнули сами горы. Я молниеносно развернулась, ощетинилась всеми шипами, а затем, низко пригнувшись, утробно зарычала.
Рэн, наконец, внял моему предупреждению. Растерялся на миг, но все же отступил на шаг. А когда я зло зашипела, недвусмысленно приподняв кончик усеянного шипами хвоста, с мрачным видом осведомился:
— Я сделал что-то не так?
От этого наивного вопроса я едва не расхохоталась в голос. Горько. Невесело. Не знаю, правда, как смеются драконы, но вряд ли этот смех кого-нибудь бы обрадовал.
— Ты еще спрашиваешь?!
— Конечно, — хмуро кивнул дракон. — А что мне остается делать? Если тебе интересно, я беспокоился. Очень. Надеялся, что когда-нибудь ты все-таки сможешь меня понять и принять. Обрадовался, что ты обратилась намного раньше, чем я рассчитывал… а теперь ты рычишь. Злишься. И я не знаю, что думать.
— А чем ты думал, когда забирал душу Кая?! — гневно выдохнула я. — Как мог ты его уничтожить, зная, в нем горит такое же Пламя, как и в тебе?!
Рэн изумленно застыл.
— Что?! Так ты… из-за этого расстроилась?!
— КОНЕЧНО! — бешено рявкнула я. Да так, что от моего рыка по хрустальному куполу зазмеились огромные трещины. — Он был мне дорог, Рэн! Не меньше, а может, и больше, чем ты!
У серебристого дракона на морде застыло неописуемое выражение. Он озадаченно крякнул, отступил еще на шажок, глядя на меня в непонятном ступоре и нервно то раскрывая, то снова сворачивая крылья. А затем в его глазах что-то изменилось. Потом до него, наконец, начало доходить. Он как-то разом осел, даже пошатнулся, а потом тихо-тихо, словно все еще не веря, спросил:
— Ты переживала за… Кая?!
— Я любила его, дурак! — не сдержавшись, горестно взвыла я. И со слезами на глазах посмотрела на недогадливого и, что самое страшное, недоверчивого дракона, который по-прежнему закрывал от меня свой разум. Ни одной мысли наружу не просачивалось, ни эмоции… он не пытался меня понять. И не хотел ничего слышать. Тогда как я только сейчас по-настоящему осознала, почему мне так дорог был погибший инкуб, и, невидяще глядя перед собой, прошептала: — Любила, Рэн… а ты его убил.
От накатившего с новой силой отчаяния у меня вдруг потемнело в глазах. Боль резанула по сердцу так, что я застонала и едва удержалась на ногах. Казалось, что болит не только сердце, но и все тело… каждая клеточка… каждый крохотный нерв, который выворачивали наизнанку… боль ломала и корежила так, что от нее хотелось кричать.
Потом откуда-то налетел порыв холодного ветра, унося прочь остатки разгромленного зала. Стремительно выросшие горы, напротив, нависли над самой головой. Мир пошатнулся, завертелся перед моими глазами. А затем всей тяжестью рухнул на плечи, с силой швырнув меня на каменный пол.
Правда, упасть мне все-таки не дали — в последний миг чьи-то сильные руки подхватили и крепко прижали к груди. Чьи-то пальцы, зарывшись в мои волосы, бережно их погладили. А знакомый до боли голи едва слышно прошептал:
— Тихо… тихо, нежное мое Пламя… я рядом. Я всегда буду рядом с тобой. Никто тебя не обидит… не ранит… никому не позволю причинить тебе боль… прости, моя девочка, первый раз это сложно — сливаться душами и становиться собой, но я не дам тебе упасть… держись… дыши, моя Хейли, я никому тебя не отдам…
В самый первый миг, когда ко мне вернулась способность мыслить, я с грустью подумала, что спала и видела дивный сон. Но время настало, и пришлось попрощаться с иллюзией, забыв о недолговечном мираже.
Увы. Во мне больше не было всеведения, свойственного чистому разуму. Куда-то пропала гремящая мощь… я потерянно стояла посреди обледеневших руин, в панике ощущая себя человеком, и остро жалела о том, что это была всего лишь сказка. Красивая, поучительная и немного печальная.
— Не бойся, — вдруг шепнул кто-то над самым ухом. — В этом теле тебе не все доступно, но ничего в действительности не изменилось. Ты все та же. Волшебная, сильная и крылатая. Просто слишком уж резок был переход. С непривычки порой шокирует.