Всадник. Легенда Сонной Лощины

Возможно, мелькнула мысль, люди в Лощине не такие уж невежественные – и не такие невинные, – как я надеялась. Но я все еще не понимала почему. Почему тьма, сидевшая в чаще, вдруг принялась расползаться, распространяться? Почему то лесное существо словно бы кружило вокруг меня, все приближаясь и приближаясь? Может, потому, что меня пометил Всадник? Или потому, что я видела, как оно расправлялось с Юстусом? Или это какое-то проклятие Шулера де Яагера? Я стиснула зубы. Для разгадки мне чего-то не хватало. Увидеть всю картину целиком никак не получалось. А теперь дед еще и собирался оставить меня тут, дома, чтобы я сидела и вышивала, пока он будет добывать подсказки.

– Если зло распространяется подобно болезни, тем более тебе нужно остаться дома, – заявил Бром. – Ты же считаешь, что Хенрик Янссен не в ответе за свои вчерашние действия.

– Я этого не говорила. Я имела в виду – не совсем в ответе. Не знаю, я, наверное, не очень хорошо объяснила.

– Ты объяснила достаточно, и если я увижу его, то не почувствую вины за любой ущерб, нанесенный ему. Что бы у нас ни творилось, оно, похоже, вращается вокруг тебя, а я не хочу, чтобы ты была в центре происходящего. Я не смогу защитить тебя от целой разгневанной деревни. Ты останешься здесь, в безопасности.

Он легонько пришпорил Донара пятками, и конь двинулся рысью. Я кинулась за ними – и догнала, и побежала рядом. Это мое расследование, кипела я, и Бром не должен вести его без меня! Это нечестно! Кроме того, он не видел то, что видела я. И не знает того, что я знаю.

– Но, опа, – выпалила я на бегу. – Если поеду с тобой, я смогу поговорить с другими детьми, пока ты общаешься с учителем.

Бром нахмурился:

– Я сказал – нет, Бен. Не веди себя как ребенок.

Я обиделась, зато поняла, почему отказ Брома так тревожит меня. Как ни крути, он тоже в опасности – он ведь мой дед, и только поэтому люди могут решить, что он в чем-то виновен. И тем не менее он беспечно едет в деревню!

– Ты хочешь, чтобы я осталась дома, потому что считаешь меня девчонкой, а не мальчиком. – Я не смогла изгнать из голоса отвращение. – Думаешь, я ни на что не способна. Думаешь, я не могу защитить себя.

– Как я могу, прожив с твоей бабушкой тридцать два года, верить в такую глупость? Конечно, это не потому, что ты девочка.

Но дед отвел глаза, и я поняла: причина действительно в этом, что бы он ни говорил. И это ранило меня, сделало мне очень больно, ведь Бром всегда обращался со мной как с мальчиком, поддерживал меня, когда Катрина настаивала на том, что я должна вести себя как леди. Он не должен был полагать меня существом низшим, слабым, нуждающимся в защите. Бром должен был знать, кто я на самом деле.

Я продолжала бежать за ним до самой дороги, тянущейся вдоль леса и ведущей к деревне. Опа, беспокойно покосившись на тени, скользящие между деревьями, сказал:

– Возвращайся домой сейчас же, Бен. Я рассчитываю найти тебя там, когда вернусь.

Бром никогда не говорил со мной в таком тоне, никогда не приказывал мне делать то, чего я не хочу. Я открыла рот, чтобы возразить, затеять спор, заявить о глубочайшей несправедливости всего. Но не успела вымолвить и слова – дед пустил Донара галопом, оставив меня позади, с ног до головы в пыли.

Протерев глаза, я сердито уставилась ему вслед, отчасти желая побежать за Донаром, просто чтобы доказать, что Брому не остановить меня, если я действительно чего-то хочу. Но это, конечно, было бы ребячеством и лишь подорвало бы его доверие ко мне, а я хотела, чтобы он мне доверял, и потому только разочарованно пнула ближайший валун.

Оглянувшись, я увидела стоящую на крыльце Катрину, с тревогой глядящую на меня. Я помахала ей, давая понять, что уже возвращаюсь.

Все случилось так внезапно, что я даже не осознала происходящего. Только что я, помахав Катрине, направлялась к дому, а в следующий миг меня накрыла темнота, раздался хриплый торжествующий смех, в нос ударил запах пыльной мешковины, и чьи-то сильные руки схватили и потащили меня.

Первое, что пришло мне в голову, – это Хенрик Янссен, все еще охваченный тем безумием, которое овладело им прошлой ночью. Смутно подозревая, чем грозит мне это безумие, я принялась лягаться, пихаться, извиваться – в общем, делать все, чтобы вырваться.

Но похититель лишь стиснул меня крепче и прошипел:

– А ну прекрати, сучка.

Этот голос принадлежал не Хенрику Янссену. Это был голос Дидерика Смита.

Тут я и поняла, куда он тащит меня и зачем. Он держал меня перед собой, обхватив за талию, и я что было сил пнула его пятками по ногам. Выругавшись, он ударил меня по уху. Полуоглохнув от боли, я, кажется, услышала крик Катрины.

Она все видела, в ужасе думала я. Она будет действовать. Я смотрела прямо на нее, я ей махала, так что она должна была видеть, как Дидерик Смит поволок меня в лес. Она поднимет тревогу. Позовет Брома. Кто-нибудь найдет меня раньше, чем станет уже слишком поздно.

Пожалуйста, пусть кто-нибудь найдет меня, пока не поздно!