Всадник, скачущий впереди

Г о р о в с к и й. Вообще-то рана моя уже зажила, и я могу обойтись без повязки. Но снимать мне ее жаль. Пусть все видят, что я пострадал от руки классового врага! Когда меня принимали в комсомольскую коммуну, по поводу этих пролетарских и буржуазных классов возник спор. Степан кричал, чтобы я публично отрекся от своих дворянских родителей. Я объяснял, что из родителей у меня жив только отец и никакой он не дворянин, а простой военный врач. «Все равно офицер! — кричал Степан. — Белопогонник!» И тогда в спор вмешался Леша Колыванов и объяснил Степану разницу между строевым белогвардейским офицером и врачом. В коммуну меня приняли, но — странное дело! — я почему-то начал стесняться отца, навещал его украдкой и каждый раз, когда мы вместе выходили из дому, просил его надеть штатское пальто. Но отец ни разу не согласился и ходил по улицам в шинели и фуражке с кокардой, высоко поднимал голову и распрямлял плечи. А я, наоборот, сутулился, отворачивался от прохожих и прятал лицо в поднятый воротник. Отец смотрел на меня недоумевающе и грустно и еще выше поднимал голову, а я горбился еще больше, мне было стыдно, но ничего поделать с собой я не мог! И тогда мне казалось, что прав Степан!

Г л а ш а (появляясь у стенда). Да не прав он! Не прав!

Г о р о в с к и й. Это ты теперь так думаешь. А тогда, что бы он ни сделал, — прав!

Г л а ш а. Нет, Женя! Не так все… Когда его взрослые парни в кулачные бои звали, я им гордилась. Девчонка ведь совсем была! А потом мне его драки ненавистны стали! И все равно, когда он приходил во двор с синяками и смывал у водопроводной колонки кровь под носом, мне становилось и жалко его, и досадно, что кто-то оказался сильней. И потом ты в комсомоле без году неделя, а Степан вон еще когда!.. Не сразу ведь я поняла, что кто раньше, кто позже — все равно вместе! Не в очереди за селедкой стоим!…

С т е п а н (появляясь по другую сторону стенда). Ничего вы не понимаете! Из-за Павлова все! Если хочешь знать, я тебе даже сочувствовал, как пострадавшему от руки белогвардейца. Но ведь если бы ты этот разговор случайно не подслушал, так ты бы и телепался за своим Стрельцовым? Или стал мальчиком на побегушках у этого Заблоцкого, или еще того хуже — у Павлова?

Г о р о в с к и й. Не волнуйся, не стал бы!

С т е п а н. Ничего не известно!

Г о р о в с к и й. Зачем же вы меня в комсомол приняли?

С т е п а н. Колыванову спасибо скажи!

Г о р о в с к и й. А ты бы не принял?

С т е п а н. Никогда!..

Г л а ш а. Хватит вам! Как маленькие, честное слово!.. Ты, Степа, лучше вспомни, какой супчик сварил, когда на кухне дежурил?!

С т е п а н. Супчик как супчик. Пшенный!

Г л а ш а. О стену его кидать можно было! (И рассмеялась.)

Уходят в темноту музейные стенды. Освещается игровая площадка. У стола сидят коммунары.

Н а с т я. Да… Есть это невозможно!

С т е п а н. Сама бы и варила!

Н а с т я. У нас равноправие. Твоя очередь.

К у з ь м а. Если молотком в порошок разбить, а потом кипяточком разбавить — сойдет!

Г о р о в с к и й. «Пеммикан» называется.

С т е п а н. Чего-чего?

Г о р о в с к и й. Американские индейцы этот способ изобрели. Только они мололи не пшено, а мясо.

Ф е д о р. Добро переводили! Зачем мясо-то молоть?

Г о р о в с к и й. Чтоб легче было нести. Переходы у них были дальние.

С т е п а н. Предрассудок!

Г о р о в с к и й. Буржуазный?

С т е п а н. Факт!

Г о р о в с к и й. К твоему сведению, индейцы не буржуи, а свободное племя охотников.

С т е п а н. Да?

Г о р о в с к и й. Представь себе!

С т е п а н. А этот… как его… Самый главный у них кто?

Г о р о в с к и й. Вождь племени.

С т е п а н. Царь?

Г о р о в с к и й (развел руками). Ну, знаешь… Спорить с тобой!..

С т е п а н. А ты не спорь, раз у тебя классовое сознание не на высоте!

Г о р о в с к и й. А у тебя на высоте?

С т е п а н. Спрашиваешь! Я член РКСМ.

Г о р о в с к и й. Я тоже.

С т е п а н (упрямо). Все равно ты еще не достиг. Вот Кузьма достиг. Наш человек, рабочий. А Федька вроде тебя, только с другого края.

Ф е д о р. Это с какого же я краю?

С т е п а н. С крестьянского!

Г о р о в с к и й. Чепуху несешь!

С т е п а н. Я за такие слова знаешь что могу сделать?

Г о р о в с к и й. Кулаками будешь свое классовое сознание доказывать?

С т е п а н. Жаль, зарок дал… А то бы не посмотрел, что у тебя башка перемотана! (Покосился на Глашу и отошел в сторону.)

Горовский уселся в противоположном углу, раскрыл тетрадь, вынул огрызок карандаша.

Г о р о в с к и й.

Идут эшелоны, стучат эшелоны,
Вперед, все вперед и вперед…
И в дымных вагонах, в поющих вагонах
Горячий веселый народ!

С т е п а н. Забормотал!

Г л а ш а. Не мешай, Степа.

С т е п а н. Да кому они нужны, стихи эти!