Всадник, скачущий впереди

Н а т а ш а. А почему опять, туда не поехали? Знаешь, Хозе, как там красиво: море, горы! Верно, Аркадий Петрович?

Г а й д а р. Красиво. Но скучаю я всегда по здешним местам. Где мой пруд? Где мой луг? Где вы, цветики мои простые? Ай! Нету… А море, конечно, это красиво… И горы тоже… Но на Альпах, скажем, мне, ей-богу, делать нечего! Залез, посмотрел, ахнул, преклонился, и потянуло опять к себе! Родное, оно всегда дороже, Наташа!

Появляется  П а в л и к.

Н а т а ш а. А где конфеты?

П а в л и к. Дядя Витя еще у Ирины Сергеевны…

Г а й д а р. Да что у вас тут произошло?

П а в л и к. Да ничего, Аркадий Петрович! Я на посту, а он со мной разговаривает…

Г а й д а р. А ты?

П а в л и к. А я молчу. Ну вот он и разозлился.

Гайдар смеется.

Н а т а ш а. Учитель называется! Устава не знает.

Г а й д а р (строго). Устав ему знать необязательно. Ладно, Павлик, не огорчайся, я с твоим дядей поговорю.

П а в л и к. А я не огорчаюсь.

Г а й д а р. О чем задумался, Хозе?

Х о з е (вздрогнув). А? Смотрю на небо. Очень синее сегодня. Как у нас в Испании.

Наташа и Павлик переглядываются.

П а в л и к (быстро). А знаешь, Хозе, Чкалов-то уже в Америке!

Х о з е. Уже?

П а в л и к. Ага! В газете сейчас прочитал… Там и фотография есть. Самолет стоит, а у самолета Чкалов, Байдуков, Беляков и еще какие-то в шляпах.

Х о з е. А разве газету принесли?

П а в л и к. Принесли.

Х о з е. Я сейчас… (Убегает.)

Н а т а ш а. Эх ты!

П а в л и к. Что «эх ты»?

Н а т а ш а. Он сейчас телеграммы про Испанию прочтет, а фашисты на Бильбао наступают, а там у него сестра!

П а в л и к. Так я телеграммы не успел прочесть… то есть я читал про Гвадалахару, а про Бильбао не успел!

Н а т а ш а. Не успел! (Убегает.)

П а в л и к. Вы посмотрите, что делается, Аркадий Петрович! Советская экспедиция на Северном полюсе на льдине дрейфует! Чкалов из Москвы в Америку без посадки летит! В Испании война с фашистами идет! А я в лагере загораю и манную кашу ем. Разве не обидно?

Г а й д а р. Ничего, Павлик, успеешь…

П а в л и к. Я бы пробрался к самому генералу Франко, в самый главный фашистский штаб… Его бы в плен, все секретные бумаги с собой и айда!

Г а й д а р. А если схватят?

П а в л и к. Пусть хватают. Ничего не скажу, ни словечка! Как Мальчиш-Кибальчиш у вас в «Военной тайне». (Громко.) «…Сделайте же, буржуины, этому скрытному Мальчишу-Кибальчишу самую страшную муку, какая есть на свете, и выпытайте от него военную тайну». Ушли буржуины, а вернулись не скоро. «Нет, — говорят они, — начальник наш, Главный Буржуин. Бледный стоял он, но гордый, и не сказал он нам военной тайны, потому что такое уж у него твердое слово…» Вот!

Г а й д а р. Запомнил?

П а в л и к. Я это место раз сто читал! Очень мне нравится… А что сейчас сочиняете, Аркадий Петрович?

Г а й д а р. Сочиняю я, брат, повесть… Кончаю, вернее, сочинять.

П а в л и к. О войне?

Г а й д а р. Нет, не о войне. Но о делах суровых и опасных не меньше, чем сама война.

П а в л и к. Про кого же?

Г а й д а р. Про одного мальчика… Про то, как выбрали его барабанщиком в отряде, но так вышло, что остался он один, а что потом из этого получилось, узнаешь, когда книжка выйдет.

П а в л и к. А как называется?

Г а й д а р. Еще не знаю, Павлик. Вот все хожу и думаю, да ничего пока не придумывается…

П а в л и к. Что это Хозе с Наташей так долго? Я сбегаю, Аркадий Петрович…

Г а й д а р. Беги, Павлик.

Павлик убегает. Гайдар, улыбаясь, смотрит ему вслед, потом вынимает из полевой сумки трубку, табак. Закуривает. Слышен женский голос: «Аркадий Петрович, вы где?»

Здесь! У палаток!

Появляется  И р и н а  С е р г е е в н а.

И р и н а  С е р г е е в н а. Вот вы куда забрались!

Г а й д а р. Ага. Я всегда куда-нибудь забираюсь…

И р и н а  С е р г е е в н а. А почему вы один? Без ребят? Первый раз вижу такое чудо!

Г а й д а р. Товарищ старшая пионервожатая, она же молодой преподаватель истории, разрешите доложить: никакого чуда! Ребята сейчас придут.

И р и н а  С е р г е е в н а. Тогда понятно. Как военная игра?

Г а й д а р. Мы победили!

И р и н а  С е р г е е в н а. Поздравляю! А у меня сейчас был Виктор Григорьевич и требовал прекращения солдатской муштры.

Г а й д а р. Муштры? Он чудак человек! Какая же муштра?

И р и н а  С е р г е е в н а. Не знаю. Спрашивал, кто выдумал эту затею. Я сказала, что выдумали и вы, и начальник лагеря, я и все ребята. Не поверил!

Г а й д а р. Почему?

И р и н а  С е р г е е в н а. Не знаю. Заявил, что это не метод воспитания волевых качеств у детей.

Г а й д а р. Ух ты! Слова-то какие! Где он?

И р и н а  С е р г е е в н а. Наверно, уже уехал. Когда я шла сюда, он прощался с Павликом.

Г а й д а р. Жаль.

Входят  П а в л и к, Н а т а ш а  и  Х о з е.

Н а т а ш а. Мы пришли, Аркадий Петрович!

Г а й д а р. Вижу…