А н а т о л и й
С е р г е й. Врешь! Не мог он!..
А н а т о л и й. Все он может.
А н а т о л и й. К тебе можно?
К л е ц к о. Конечно. Остальные где?
А н а т о л и й. Обедать кончают.
К л е ц к о. А ты?
А н а т о л и й. Уже.
К л е ц к о. Быстро… Опять всухомятку?
А н а т о л и й. Почему? Суп ел, котлеты.
К л е ц к о. А я не успел.
А н а т о л и й. Давай.
К л е ц к о. Не вижу тебя совсем.
Все с этой своей?
А н а т о л и й. У нее имя есть.
К л е ц к о. Есть, конечно… Как же без имени… (После паузы.) Ты что ж? Всерьез жениться задумал?
А н а т о л и й. В шутку разве женятся?
К л е ц к о. Говорят, бывает… На танцах познакомятся, бутылку разопьют — и в загс, заявление подавать. Месяца два в женатиков поиграют и на развод. (Помолчав.) Твоя вон тоже танцует.
А н а т о л и й. В балете.
К л е ц к о. Все равно.
А н а т о л и й. Вот не думал, что ты такой.
К л е ц к о. Несовременный?
А н а т о л и й. Да нет… хуже. Непробиваемый.
К л е ц к о. Не так уж плохо. Нервы дольше сохраняются.
А н а т о л и й. Ну и что?
К л е ц к о. Маленький, не понимаешь?
А н а т о л и й. Об этом мне думать, а не вам с матерью.
К л е ц к о. Не чужой ведь… Ну не лежит у нас к ней сердце. Бывает ведь, ничего с этим не сделаешь! Нынче у родителей согласия не спрашивают, но спохватишься — поздно будет. И себе, и ей жизнь искалечишь! Вернешься из армии — женись, если приспичило!
А н а т о л и й
К л е ц к о. Невелика потеря.
А н а т о л и й. Вот что… Не был бы ты отцом…
К л е ц к о
А л е к с е й. Андрей Андреевич обещал подойти.
К л е ц к о. А без партгрупорга не обойдемся?
А л е к с е й. Вы что, против?
К л е ц к о. Нет, почему же? Только разговор у нас, насколько я понимаю, о взаимных претензиях. У меня к бригаде, у бригады — ко мне. Может быть, сначала сами разберемся?
А л е к с е й. Андрей Андреевич обязательно хотел присутствовать.
К л е ц к о. Хотел — придет. Но ждать не будем. Давайте, слушаю…
А л е к с е й. Для начала о расценках.
К л е ц к о. Не ко мне.
А л е к с е й. А к кому же?
К л е ц к о. Как минимум в министерство.
А л е к с е й. Бросьте, Антон Степанович. Не маленькие!
С е р г е й. Заказ размещают, а расценок не знаем. Спрашиваю у мастера, говорит: «Сколько заработаешь, столько и получишь». А такие, как Лавриков, кумекают: выгодный заказ или нет. Не выгодный — отпихнутся!
К е ш а. Точно! А мы от мастера зависим. А ему как станку — нужна ласка, любовь и смазка!
А л е к с е й. Поаккуратней, Кеша.
К е ш а. Не так, что ли? А потребуешь расценки заранее — крик поднимают: «Шкурник, несознательный!» Я лично пока одно осознаю: у нас в цехе не государство зарплату платит, а мастер. Одним завысит расценки, другим — занизит!
К л е ц к о. Весь разговор о деньгах пойдет? Ты чему их учишь, Корзунов?
А л е к с е й. А что они особенного требуют? Элементарного порядка, точных расценок, внимания к своим деловым замечаниям.
К л е ц к о. Да уж… мимо рта ложки не пронесут!
А л е к с е й. А вы хотите, чтобы они ели и давились?
К е ш а. Вот-вот! А над нами бы стояли и приговаривали: «Ешь, миленький, апельсины, ешь! Мы про них только в книжках читали. Если бы не мы, не видать тебе этих апельсинов! Мы тебе всей своей жизнью эти апельсины заработали. Ты ешь, ешь, не отвлекайся!» И пошлю я вас с этими апельсинами знаете куда?
К л е ц к о. Догадываюсь. Только не так уж это смешно. Завод этот в лаптях строили, на мерзлой конине сидели.
С е р г е й. Ну и поставьте памятник этой кобыле!
Т к а ч е в