Казнитель и спаситель, завоеватель и освободитель, человек-легенда и человек-дьявол, он отдохнёт пять часов. И снова будет сидеть за своим огромным столом, читать сводки, проводить совещания Государственного комитета обороны, отдавать приказы и просвечивать генералов и конструкторов, наркомов и учёных своим пронзительным и всевидящим оком. А пока он спит.
...А в этот самый день, когда Сталин несколько раз вспоминал его, маршал Маннергейм отправил в германскую Ставку в Винницу своего начальника генерального штаба, который после прилёта позавтракал в компании самого Гитлера. После чего Кейтель и Иодль в самых радужных тонах нарисовали гостю из Финляндии обстановку на фронтах. И пообещали, как это неоднократно уже объявлял Гитлер, взять Ленинград в сентябре.
Они обещали. Начальник финского генштаба слушал. Финские войска стояли за Ладогой. Стучал ленинградский метроном...
Планета вращается с запада на восток. Сдвигается время, смещая события. Маннергейм стоит у окна в своём вагоне в поезде главнокомандующего, смотрит на утренние сосны в полумраке сумерек. Медленно и неотвратимо движется тяжёлая стрелка кремлёвских курантов. Глухо и раскатисто звенят их удары. Сталин пока ещё спит.
30. ТАНКИ И ЗВЁЗДЫ
Надсадный рёв танкового двигателя давил на уши, однако Волохов хорошо слышал ответы по радио. Наушники спасали от этого гула.
Он сидел в башне «тридцатьчетвёрки», на полном ходу рвущейся навстречу немецкой танковой лавине. Его машина шла во главе клина двух батальонов по узкой, неглубокой лощине, коими изрезана почти безлесная холмистая степь и лесостепь Курской области и Воронежья, где развернулось это, неслыханное по своим размерам, танковое сражение.
Два батальона его дивизии двигались по центру направления танкового контрудара, уже не первого в этой долгой схватке. Гусеницы головного танка смачно и стремительно перемалывали сочную траву с чернозёмом, сильно подсохшим от жары и безводья. Позади из-под гусениц вылетали комья земли, густо клубясь серой въедливой пылью.
Батальоны не стреляли, и по ним не стрелял никто. Они мчались по дну лощины, и их не было видно.
Через полкилометра, когда они выйдут из неё, где лощина выходит на ровную, хотя и холмистую, степь, они откроют огонь по немецким танкам в лоб. И окажутся, естественно, и сами под огнём «тигров».
Волохов всегда очень тщательно и детально готовил каждую операцию. Он уже не спал четыре ночи. Урывками, может быть, чуть вздремнул, сидя у карты. Но ко сну его не тянуло. Возбуждение пересиливало усталость. Бой начинался с рассвета и прерывался ночью, когда невозможно было ни стрелять прицельно, ни двигаться. И тогда, при свете фонарика, порой прямо внутри танка, Волохов анализировал проведённый бой, набрасывая на карте направление и фронт боя, и директиву, боевой приказ на завтра. И сразу же неподалёку, в поставленной тут же палатке, проводил ночью совещание командиров частей, входящих и приданных его соединению. Уточнял, согласовывал и в итоге ставил задачу на завтра.
...Несколько дней назад его танковую дивизию, усилив дополнительными подразделениями общей численностью в сорок «тридцатьчетвёрок», передали в распоряжение Центрального фронта.
— Товарищ генерал армии, командир 12-й танковой дивизии генерал-майор Волохов прибыл в ваше распоряжение. Дивизия укомплектована по штатам военного времени.
— Здравствуй, Денис Андреевич! Второй раз этим летом встречаемся.
— Да, товарищ командующий.
— В общем, так, комдив! Получи в штабе приказ для своей дивизии. Завтра с рассветом в бой. Ночь — на подготовку и к рассвету — быть на исходных позициях. В состав танковых объединений не включаю. Пока — в резерве фронта.
— Слушаюсь, товарищ командующий!
— Участвуешь в контрударе против девятой немецкой армии. Мы уже практически сорвали их операцию «Цитадель». Но битва будет не быстрая, и не лёгкая. Твоя дивизия пойдёт между населёнными пунктами Ольховатка и Поныри.
Ростом он был даже повыше Волохова. Крупный, всегда улыбчивый, генерал Рокоссовский сейчас, однако, смотрел холодными и пронзительными глазами, в которых улыбки не было.
— Понятно, товарищ командующий.
— Направление дано. Всё остальное — сам. Главное, не останавливаться. Несмотря ни на что! Ну и, конечно, — командующий впервые слегка улыбнулся, — сохранить танки.
Оба понимали, что наступать, при любых условиях не останавливаясь, навстречу германской танковой ударной группе и сохранить при этом свои танки — невозможно. У немцев, особенно на «тиграх», мощные, крупнокалиберные орудия.
— Слушаюсь, товарищ командующий.
— Удачи тебе!
— Спасибо.
Рука у Рокоссовского была сильная и жёсткая, как и у Жукова... Хотя внешне они сильно отличались. Жуков почти всегда был суров, редко улыбался. Рокоссовский был веселее, улыбчивей. Но глаза... Пронзительные и холодные, подчас ледяные, они говорили о непреклонной воле этого человека, проницательности, уверенности в себе, неумолимой жёсткости в достижении цели, победы, в выполнении поставленной задачи.