Всадник времени

Снова закурил трубку. Вернулся мыслями к войне тридцать девятого. Эти подвижные лыжные отряды финнов очень быстрые и опасные. В тех условиях, в лесах севера, при длинной зимней ночи, они незамеченными могут подходить к нашим частям. Сейчас, конечно, приняты все меры, и охрана ночью усиленная, особенно зимой. Но тем не менее...

Да, с помощью финнов немцам было бы возможно перерезать Мурманскую железную дорогу. А этого допустить нельзя. Если сейчас туда перебросить ещё войск, то пришлось бы оголить другие участки на северо-западе. Сорока, Масельская... Ключевые, необходимые станции — опорные пункты в Карело-Финской.

Куприянов не просил дополнительных резервов. Значит, справятся сами. Конечно, если финны не полезут! Но ему, Сталину, было очевидно, что финны не полезут. Потому что Маннергейм запретил даже на пятьдесят километров приближаться к Мурманской дороге. Такую информацию предоставила разведка. И это логически вытекало из всего характера поведения финских войск и ведения ими войны.

Маннергейм действовал упорно, но только в интересах своей Финляндии. Но не Германии. Потому и считал Верховный, что при первой благоприятной для этого возможности финны из войны выйдут.

Но если финское командование не устоит перед требованиями вермахта и примет участие в Ленинградской операции или в боях за Мурманскую железную дорогу, тогда... Тогда он ещё подумает, стоит ли им дать потом такую возможность — сепаратный мир. Но это дело будущего, конечно. О котором он, однако, размышлял совершенно реально. Воспринимая это будущее как обязательную реальность, только отодвинутую во времени. Потому что он был теперь абсолютно уверен в победе. И эта уверенность основывалась на доскональном знании военного и экономического потенциала противника. И своего тоже.

Данные разведки, естественно, имеют погрешность, да и собственные расчёты и прогнозы. Но когда на весы его опыта и анализа ложатся обобщённые факты, он уже знает наперёд результат многих стратегических операций. Не точно, конечно, не наверняка. Слишком много составляющих формируют тот или иной результат. Но если он точно уверен, значит, это его сильный характер, его убеждённость в необходимости победы добавляют ему уверенности до конца.

Он подумал о том, что никогда не встречался с этим Маннергеймом. Хотя помнил его с давних времён.

После Первой мировой он знакомился с операциями Юго-Западного фронта, которым командовал генерал Брусилов. Знакомился уже во время Гражданской. Он, Сталин, в то время воевал на Южном фронте. Был представителем реввоенсовета республики. И, как человек внимательный и ответственный, давно интересующийся военным искусством, изучал оперативные материалы по Первой мировой. Тогда и обратил внимание на кавалерийского генерала Маннергейма. Война только закончилась, и в штабах даже сохранились оперативные карты.

Именно он, Сталин, 4 января восемнадцатого года докладывал на заседании Центрального исполнительного комитета России предложение Совета народных комиссаров о признании независимости Финляндии, объявившей о ней 6 декабря.

Он тогда сказал: «...если упрекнут, что мы потеряли Финляндию, то мы возразим, — она никогда не была нашей собственностью...»

Вот тогда этот Маннергейм и проявил себя. Ещё как. Руководители молодой Советской России были уверены, что революция в Финляндии дело нескольких недель. Хотя вслух это не объявлялось. Ленин говорил: «Мы признали их независимость. А если попросятся обратно... — он развёл руками, — милости просим!» И засмеялся. Сталин до сего дня отчётливо помнил эту фразу Ленина. Как, впрочем, и почти всё остальное.

Когда финская Красная Гвардия подняла восстание, оказалось, что на севере Финляндии этот самый генерал Маннергейм уже создал армию. За какие-то три недели! Всем казалось, что практически из ничего! Из невооружённых крестьян! И сумел разоружить русские гарнизоны — 40 тысяч настоящих военных — солдат и матросов. И со своей крестьянской армией умудрился прогнать революционное правительство Финляндии и Красную Гвардию тоже.

Сталин всё это знал и помнил, и понимал, что Маннергейм противник серьёзный. И умный. И опытный. Такой противник при определённых обстоятельствах может стать союзником.

Конечно, Финляндия — страна небольшая, с небольшими ресурсами. Но это — четвёртый фронт! И намного лучше вместо опасной северной занозы, которая может вызвать, порой, и заражение крови, всё-таки иметь успокоенный, безопасный Север и Северо-Запад.

Сталин прекрасно осознавал всю сложность военного и политического положения Правительства Финляндии и, прежде всего, самого маршала Маннергейма. Потому что он не просто главнокомандующий. Он — Маннергейм. Человек, создавший финскую армию. Политик, побывавший и главой государства. Единственный маршал Финляндии, да ещё и пользующийся в народе своей страны огромной популярностью.