Всадник времени

Было ещё только четыре часа дня, а на город уже опустилась мгла. Зажглись редкие фонари. В общем, темно было даже в центре Петрограда. Некоторый свет от фонарей совсем немного освещал улицы.

— Не дадите ли прикурить... Товарищ?

Плотный среднего роста тридцатилетний мужчина в коротком пальто, в яловых сапогах, кепке, надвинутой на лоб, встал напротив барона, держа в руке самокрутку. Ещё двое крепких на вид мужчин, проходивших мимо, как бы незаметно притормозили, оказавшись за спиной генерала. Однако он это всё хорошо видел. И понимал.

Со спокойной улыбкой сделал резкий шаг назад, в сторону, и двое притормозивших теперь уже оказались не сзади, а впереди него. Держа правую руку за отворотом пальто у груди, а левую в кармане, Маннергейм, добродушно улыбаясь, молча смотрел на крепыша в кепке.

Уличные налётчики поняли.

— Извините. — Все трое быстро исчезли среди прохожих Невского.

Барон, не спеша, шагал, созерцая до боли знакомый, близкий его сердцу город. Который так изменился. Это был уже совсем другой Петербург. Да и не Петербург, а Петроград. И страна уже становилась совсем другой. Страной грабежа, убийств, беззакония и откровенной глупости.

Несмотря на тёмные улицы, по ним ходило немало людей. У стен домов торговали всякой всячиной. Спички и пирожные, кожаная одежда, солдатские сапоги и шинели. Шапки, тоже военные. Кто-то подсвечивался и обогревался небольшим костром. Подошли патрульные, погрелись у костра, велели затушить. Торговец сказал: «хорошо, хорошо». И не затушил. А они ушли, не требуя этого.

Когда барон шёл по совсем тихому переулку, раздался надрывный вопль:

— Помогите!.. Спасите!..

Он рванулся за угол дома и увидел, как два пьяных матроса раздевали женщину. То ли собирались изнасиловать, то ли просто грабили. Один снимал с руки кольцо или кольца, другой сдирал с женщины пальто. Торопливо, дёргая несчастную, толкая в спину... Женщина рыдала, всхлипывая, её всю трясло...

— Что вы делаете, сволочи?

Матрос, что снимал украшения, быстро сунул руку в карман своей куртки, но генерал уже направил на них револьвер.

— Одно движение и продырявлю обоих! Руки за голову! Быстро!

Оба подчинились моментально. Вид у грабителей был растерянный и удивлённый. Видать, давно отпора не получали. Оба были пьяные и, судя по тёплым кожаным курткам, — не рядовые. Среди большевиков, конечно. Нет, не офицеры, слава Господу. Если бы офицеры... Это было бы личное оскорбление ему... Он бы их просто застрелил. Он очень верил в честь офицера русской армии. В которой прослужил верой и правдой тридцать лет.

— Верните, что взяли. И вон отсюда! Бегом!

Помог ей снова надеть пальто. Она оказалась почти девчонкой. Худенькая, перепуганная до смерти, замерзшая, скорее всего от... страха! Её продолжало трясти. Она смотрела на него глазами полными и благодарности, и ужаса. Она не знала, что он будет с ней делать теперь, этот громадный человек.

— Да успокойтесь вы! Всё. Нет больше опасности. Они ушли.

— Спа-спа-сибо! Ва-ва-вам большое спа-спа-сибо. — Рыдания мешали ей говорить. — Они ещё мо-могут вернуться!

— Не вернутся. Пойдёмте, я вас немного провожу. Вам далеко?

— Я живу рядом. Ходила к знакомой через дом... И вот... — Она наконец стала успокаиваться.

Голос у неё был тоненький, мягкого приятного тембра. На вид не больше семнадцати лет. Обладая острым зрением, он хорошо её видел и в полумраке. Большие выразительные глаза, пухлые губы, овальное с тонкими чертами лицо. Она была красива.

— Как зовут вас, искательница приключений?

— Наталья... Гончарова. Не та... Другая. — Добавила она, улыбнувшись сквозь слёзы.

— Я догадываюсь, — засмеялся барон.

— И не искала я приключений... Из дома бы не вышла. Если бы могла предположить».

—Теперь на улице всякое случается. Особенно, когда уже темно.

— Спасибо вам, если бы не вы...

— Значит, Наталья Гончарова? Но другая... — Генерал улыбнулся. Ему вдруг стало легко и весело.

— Другая, — она утёрла слёзы и тоже улыбалась, — но тоже дворянка. — Она почему-то решила, что ему, своему спасителю, это можно сказать. Потому что те, грабители, явно были красными. — Дочь действительного статского советника.

— Сейчас это, Наташа, даже говорить опасно.

— Я понимаю...

— А где родители?

— Мама дома... А папа уже два дня, как ушёл... Вышел ненадолго и не вернулся... Что могло случиться?

— Кто же знает? Может, и ничего. Может, ещё вернётся.

— А вы... Вас как зовут?

— Густав. Барон Густав.

Она снова улыбнулась.

— Я очень рада, барон Густав. Вы немец?

— Нет. Финн.

Она смотрела на него. И в глазах у неё было только одно — детское восхищение.

— Прошу вас, барон, очень прошу зайти ко мне на чашку чая. Вот в этом доме... Мы уже пришли. Мама будет рада. Вы мой спаситель... — Она очень боялась, что он откажется, не пойдёт. И она потом его больше никогда не увидит. Этого большого, сильного, благородного и... удивительного человека.

На какое-то мгновение он заколебался. Но... Какой тут чай! Надо торопиться в Хельсинки. Сегодня же вечером. Столько дел! Здесь — революция, всеобъемлющая, захватившая все многомиллионные края и области, и слои людей России.