Когда Туорила вошёл в капитанскую каюту, командир корабля, связывался по телефону с экипажем на берегу. В казарме ему ответил командир шюцкора... И офицер всё понял. Невысокий и плотный, в кителе без погон, он был спокоен.
— Что я должен делать?
— Ничего, господин капитан... — Туорила с вопросом посмотрел на него.
— Капитан-лейтенант, — уточнил офицер.
Карл когда-то учился в России и по-русски говорил хорошо.
— Только надо вам сдать оружие.
Офицер спокойно протянул финну револьвер рукояткой вперёд.
— А мы что, уже воюем с Финляндией?
— Нет, господин капитан-лейтенант! С Россией мы не воюем и не хотим воевать. Но нам надо спасти страну от красного мятежа. А русские войска поддержат красных. Потому и разоружаем.
Туорила мог бы, конечно, ничего не объяснять, но он, как офицер, хорошо понимал обстановку и знал, что командир корабля, хотя красные пока его и оставили в командирах, вряд ли поддерживает революцию.
— Понятно.
— Ещё есть у вас оружие?
Командир корабля достал из ящика стола кортик в ножнах и протянул финну. Тот поколебался, но взял.
— А вы, господин капитан, можете оставаться у себя в каюте. А можете, если хотите, даже в городе снять квартиру.
Мы вас не арестовываем, вы не оказали сопротивления законным частям Финляндии. А на корабле останутся наши люди для охраны.
Командир «Акулы» пожал плечами и улыбнулся. Он, видимо, тоже не шибко хотел воевать за революцию в Финляндии. Моложавый, но с сединой в аккуратной бородке и усах, командир канонерки, казалось, был даже доволен тем, что произошло. Может быть, именно для него русская революция и закончилась сегодня. Хотя этого ещё не знал ни он, ни Туорила.
...В своём штабе в Юлихярме Маннергейм и не собирался спать в эту ночь. Он прилёг на походную раскладушку около двенадцати. Два часа с лишним подремал, в половине третьего проснулся и после трёх с тревогой и волнением ждал сообщений.
Около семи утра позвонил генерал фон Герих и доложил, что почти весь русский гарнизон Ваасы разоружён. Жертв почти нет с обеих сторон. Всё прошло ровно и без шума. Это было хорошей новостью.
...Отряд Пекки Пяллинена сильно замешкался со сборами. То ждали пятерых из одного маленького дальнего селенья, потом опоздали ещё восемь человек. А Маттиас Хейкка из хутора Марья-Коски всё никак не мог найти свою винтовку в своём же доме. Так хорошо запрятал. И не нашёл. Зато опоздал на час. Так или иначе, отряд Пяллинена приступил к операции разоружения русских казарм не в три ночи, как было предписано, а в четыре... Выходит, для этого отряда зря тайком передавали секретный приказ, от человека к человеку. Ровно в три часа ночи двадцать восьмого января бесшумно и внезапно, окружив казармы, ворваться и разоружить. Желательно без боя... Не получилось.
В четыре утра отряд во главе с Пеккой подбирался к казарме русских солдат. За тридцать саженей от казармы, хотя финны и подбирались с двух сторон, с двух же сторон и ударили русские пулемёты...
В русской казарме ждали финских бойцов. Уже час, как в других гарнизонах прошла операция разоружения и, видимо, откуда-то позвонили...
Восемь человек были убиты пулемётными очередями сразу. Остальные залегли.
Было ясно, что здесь засада. А в казарме человек триста, раза в три больше, чем у Пяллинена. Но ему задачу поставил начальник районного отделения «отрядов защиты». И если задачу не выполнить, будет плохо. Очень плохо. Во-первых, две роты русских солдат, которые в этой казарме, могут помешать установлению порядка во всём городке Теува. Ведь у каждого из них винтовка. А в отряде Пяллинена, например, на сотню человек — пятнадцать винтовок. Собирались вооружиться после взятия казармы... Чёрт! Перкеле! Проклятый болван Маттиас из Марья-Коски. Не только свою винтовку спрятал намертво. Весь отряд без винтовок оставил. Только пятнадцать на сто человек. Теперь уже на девяносто два...
Весь расчёт был на внезапность. Но теперь... Как только русские поймут, что наступающих финнов в три раза меньше, они пойдут в атаку, сомнут отряд... Нет! Пекка будет стоять насмерть. Он засунул руку к левой стороне груди. Там, в специально пришитом к куртке внутреннем кармане лежала тяжёлая, ребристая, круглая русская граната. Она у него одна. Но он очень на неё рассчитывал. Знал, что она очень мощная. Добыл около года назад, на всякий случай. Тогда ещё не вооружались. Но гранату он добыл. Отдал серебряный полтинник и большой кусок сала. С фунт. И теперь вот впервые взял её, эту гранату, в дело. Пусть только сунутся. Он им покажет.
Махнул своим, чтобы отползали за укрытия. Но многие и так сообразили.
Казарма каменная. И пулемёты стоят в окнах, в четырёх окнах по пулемёту. Это немало. Даже слишком много для отряда Пекки.
Опять раздались несколько коротких очередей.
— Так-так-так. — Гулко, ритмично и не спеша строчили русские максимы.
— Бах... Бах... — изредка отвечали винтовки финских бойцов.