Бойцы залегли. Луна оставалась за облаком, и в почти полной тьме лежащих пластом солдат не было видно. Но из бойниц батареи вдруг вспыхнули ослепительные струи света двух прожекторов. Пяллинен знал, его предупредили, что на таких батареях есть аккумуляторные зеркальные прожектора, купленные то ли в Англии, то ли в Германии. Потому отряд и был к этому готов, и лучшие стрелки, настороженно ожидавшие прожекторов, мгновенно вскинули винтовки.
Среди пулемётной и винтовочной пальбы два прицельных выстрела слышны не были, но звон стекла, как ни странно, все различили.
Прожектора погасли, и темнота стала ещё более густой. Люди Пяллинена перебежками снова двинулись к батарее. Там это понимали, чувствовали, и пулемёты время от времени били в темноту. Вызвав негромкую, но злую ругань батальонцев, снова вышла луна. Все замерли, лёжа пластом, на тёмном, прикрытом слоем пыли и грязи, каменном крепостном подворье. Прошло уже не меньше сорока минут, как начали атаку, которую и атакой-то назвать нельзя. Топтание и лежание на месте...
Пекка лихорадочно думал — что же делать? Батальон лежал, прижатый к земле пулемётным огнём. Время катастрофически уходило. По приказу на взятие батареи — полчаса, а всё оставалось почти на исходной точке. Батальон лежал. Хорошо ещё, что в темноте. А то уже многие бы не поднялись. Да и сейчас неизвестно...
Ниоткуда не подберёшься! Если вблизи стены забросать укрепление гранатами? Но ведь они сразу же, когда наши под стеной, смогут сделать то же самое! Какие тогда лестницы?.. Ведь рассчитывали на полную незаметность... Не получилось.
Подполз командир роты Салмио.
— Пекка!
— Да?
— Ты знаешь, этот Матти из Марья-Коски, опять отчудил!
— Ну что там ещё?
— Да вот... Заметил рыхлую землю возле каких-то сараев и стал копать руками...
— Клад что ли искать собрался? Или спрятаться от боя в земле надумал?
Оба почти смеялись. Хотя смех этот, особенно у командира, был нервным. Не до смеха, значит, в такие минуты... Но если уж смешно... тут и перед смертью не удержишься.
— Ты что, Рейно, только об этом пришёл доложить?! — Пяллинен скрипнул зубами. — В такое время?!
— Да он ход нашёл в батарею. Подземный!
— Как?!
— Вот так! Там на глубине аршина — пустота, он влез, сажени две прошёл, вернулся и доложил.
— До конца проходил?
— Нет, поспешил доложить. Но, говорит, уверен, там и так видно. Прямой, старинный каменный ход прямо направлен в батарейное укрепление.
— Немедленно отправь взвод и во главе иди сам. С Богом!
...Маннергейм ходил из угла в угол по своему кабинету в генеральном штабе, который утром переехал ближе к Виипури — в Антреа.
Где бы ни размещалась его ставка, в поезде или в городе, в селении. В каком бы помещении ни располагался его кабинет, кабинет главнокомандующего, всегда на стене над его головой было развёрнуто сине-белое полотнище со львом в центре — государственный флаг Финляндии. Генерал уважал и ценил атрибуты и символы государства и власти.
Он курил гаванскую сигару. Понимал, что вредно, лёгкие раздражает. Но всё равно курил.
Он хорошо представлял себе, как сейчас, в середине ночи двадцать четвёртого апреля, группировка генерала Вилкмана проводит первый штурм, точнее — начинает прорыв обороны города.
Виипури окружён. Железнодорожное сообщение с Россией у города прервано. Финские войска у самой границы перерезали железную дорогу.
Однако очень много всяких но... И в долине реки Кюми сосредоточились красные. Это всего-то восемьдесят вёрст. А силы там, у красных — значительные. Возле Лахти красные войска, по крайней мере, часть из них, почти вырвались из окружения. Это подальше, чем долина Кюмиёкки, но тоже нельзя их допустить к Виипури. Оттуда тоже грозит опасность. Надо приложить все силы и взять город без промедления. Ждать нельзя.
Вдруг отчётливо и раскатисто загрохотала крепостная артиллерия. Это был плохой знак. Если штурмуют ночью, то выигрыш всегда там, где нет большого шума.
Пулемётные очереди раздавались и раньше. Понятно, город оказался в осаде. Но ночью стреляют редко. И по интенсивности пулемётного огня можно было понять, что где-то осаждающие пробуют прорвать оборону. А теперь вот и артиллерия...
Вошёл адъютант.
— Только что позвонили на командный пункт армии генералу Лёфстрёму: прорыв частей генерала Вилкмана не удался. Они остановлены сильным огнём артиллерии.
— Я это слышу, господин капитан!
— Извините... Но двенадцатый штурмовой батальон Пяллинена, один из всей группировки, ворвался в опорный артиллерийский пункт и захватил его — укреплённую позицию крупнокалиберной крепостной батареи.
— Двенадцатый штурмовой... Меньше трёх месяцев назад это был всего-то крестьянский отряд с несколькими винтовками... Молодцы! Молодец Пяллинен!
Он огорчался, что даже отметить, наградить людей не может орденами Финляндии. Не учреждены пока... Благодарность от главкома, памятные часы, оружие. Так он уже награждал некоторых офицеров финской армии. Практически, от себя лично. Они-то это ценили, пожалуй, больше правительственных наград.
— Может, кофе, господин генерал? — Адъютант подал отставленный на соседний столик поднос.