— Маннергейм это финн, товарищ Чиненов, — вдруг высказался комиссар полка, — он, пожалуй, сейчас у себя в Финляндии. Этот бывший русский генерал в белогвардейских выступлениях не участвовал. Но и не в этом дело. Опыт мы будем перенимать и у врагов, если этот опыт нам полезен. Спасибо, товарищ Вересаев!
— Служу революции, товарищ комиссар!
— Приказываю! — Чиненов снова встал во главе стола. — Первому эскадрону, Вересаеву, с правого фланга противника, там есть лесистая лощина — сосредоточиться для удара. Третий эскадрон, Зеленцов!
— Я, товарищ командир!
— Ты тоже... Воевал с этим Манн... генералом?
— Так точно, воевал, товарищ Чиненов!
— Вот и давай, проберись с другого, с левого фланга. Сумеешь?
— Постараюсь.
— Не «постараюсь», а выполню!
— Так точно, товарищ командир!
— Ты эти свои старорежимные словечки «так точно» брось!
— Слу... понятно, товарищ командир!
Чиненов улыбнулся, и все заулыбались.
— Шестой эскадрон! Кравченко!
— Я, товарищ командир!
— Твой эскадрон ударит с тыла.
— Есть!
— Сейчас перекусим, сюда подадут ужин. И — по эскадронам. Там они уже ведь ужинали?
— Конечно!
— Да, уже с час назад.
— Поели, конечно.
— Покормлены.
— Так вот, командиры эскадронов, начальник штаба! Уточните все детали. И сегодня же, сейчас же, как только опустится полная темнота, эти три эскадрона должны передвинуться на исходные позиции. Не курить. Не разговаривать. А Зеленцову — с левого фланга беляков может быть местами каменистый грунт, — обернуть копыта коней тряпками. Чтоб ни звука. А на рассвете по сигналу — красная ракета — в атаку. Ещё пока не совсем рассветёт, не после рассвета, а на рассвете! Чтобы они запаниковали и не сразу очухались. Понятно, товарищи?
— Понятно!
— Понятно.
— Хорошо.
— Есть!
В широкий зал, почти в двенадцать квадратных саженей, внесли большие тарелки с горячим мясом и картошкой. С крупно нарезанными свежими огурцами, помидорами, с пучками и очищенными головками зелёного лука и чеснока.
— По сто грамм, товарищи, выпьем завтра в обед, после успешного завершения операции. А сегодня нельзя. Но поесть надо хорошо. А то на конях не удержитесь. — Это объявил почти всё время молчавший Луцис. Он любил неординарные решения, всякие полезные новшества. Но только то, в чём был убеждён, что было уже доказано. Как и полагается математику.
...Ночь иссякала. Звёзды медленно, но уверенно тускнели. Вдали, за горизонтом, на Востоке едва заметно позолотилась полоска по всему излому вершин Южного Урала, по краю неба и гор. Новый день зажигал свой огонь. Но в бледной и узкой позолоте полосы рассвета уже определённо проглядывались кровяные оттенки нового дня.
Первый эскадрон был полностью на конях. В замершей тишине все ждали ракету.
Ночью не только беззвучно передислоцировались. Но и разведка Вересаева обследовала путь направления будущей атаки. Незаметно. Ползком. И теперь у командира была полная ясность проведения предстоящего броска.
Конечно, конный полк, приданный 27-й дивизии в составе шестой армии товарища Тухачевского, может быть, решал не основную задачу в наступлении на Бугульму и дальше. Это Вересаев понимал. Что значит его один эскадрон в составе огромной многотысячной армии товарища Тухачевского? Может быть, совсем мало. А может быть, и не совсем мало. Он всё-таки считал, что и может, и должен сыграть свою, притом, важную роль в наступлении. И прорыв провести стремительно. И людей своих сохранить. И противника побольше вывести из строя. Разогнать, обезоружить, уничтожить...
...Хотя сигнала ждали, но всё равно, когда в небо беззвучно врезалась красная ракета, потому что хлопка, звука выстрела, не было слышно — далеко, когда ракета взлетела, Вересаев даже вздрогнул от возбуждения. Эскадрон, стремительно вылетел из сосняка и понёсся на позиции противника.
Не доскакав сотни саженей, две тачанки развернулись, откатившись в сторону, чтобы не задеть атакующих своих, приготовились, но не стреляли. Пока эскадрон не обнаружен.
Как только грянул первый выстрел от беляков, сразу ударили пулемёты с тачанок, загикали атакующие конники, стреляя из винтовок на скаку, и тотчас же с другого фланга противника встречным прицельным кинжальным огнём зарокотали пулемёты Зеленцова. И гулко, раскатисто зарявкали откуда-то с тыла неприятеля три красных гаубицы...
Вересаев мчался, и шашка его сверкала в лучах рассветного солнца. Он в азарте боя не думал о том, что там, впереди, могут быть его бывшие однополчане, товарищи по войне четырнадцатого...