А сюда, под Таллин, Пекка попал с почти полным составом своего батальона. Едва ли не все его солдаты и офицеры вызвались в эту военную экспедицию. И Мяккинен, и поручик Салмио, и конечно же, Матиас Хейкка из Марья-Коски. Обстоятельный Матти был, как всегда, обвешан гранатами и в рюкзаке, наверняка, имел большой шмат сала.
И вот, когда люди Пяллинена завершили охват противника, прижав его к скалам побережья, тогда и ударила приданная Пяллинену батарея трёхдюймовок. Этот манёвр для красных оказался смертельным.
Пекка хорошо знал высокую поражаемость пехоты при артиллерийском обстреле, если пехотинцы укрылись за валунами и прижаты к скале. Осколки рикошетируют, и потери у пехоты — огромные. Даже если снаряд не упал среди валунов, а только ударил в скалу, которая позади обороняющихся. Осколки мечутся и выбивают всех. Живых почти не остаётся. А выскользнуть из охвата, уйти в расщелину скал или вдоль побережья не дали пулемёты батальонцев.
Пяллинен заранее приказал артиллеристам по его красной ракете открыть беглый огонь на целых десять минут. Ушёл почти весь огнезапас. Но и результат получился полный! После обстрела солдаты батальона в несколько минут заняли позиции красных. Даже стреляли мало. Взяли в плен с полсотни человек. Остальные остались здесь на берегу. Между старинных балтийских валунов...
У красных тоже была артиллерия, но Пяллинен вовремя отрезал её от пехоты и провёл охват, когда батарея красных оказалась оттеснённой за скалу, позади неё. То есть широкая скала отделила пехоту противника от её артиллерии. И она же, скала, не давала возможности стрелять пушкам красных. Вот она, военная наука в действии. Пяллинен был весьма доволен собой.
Справа и слева грохотало. Другие отряды наступали. И оборонялись. Английские корабли вели огонь по позициям Красной армии. По всему побережью шёл тяжёлый бой. Рядом в тридцати-сорока верстах находился Таллин, и шла, фактически, битва за него. Но уже темнело. Долгая и быстро приходящая январская ночь уже ложилась на берег. Воины не хотели уступать стихии. С той и другой стороны продолжали стрелять. Но с каждой минутой тьма густела, становилась непроглядной, и воители, утомлённые и израненные, начинали понимать бессмысленность стрельбы в чёрную пустоту. В никуда. И бой уже утихал.
...Он допил вторую чашку кофе и с сигарой в руке встал, подошёл к окну. Голубые ели под окнами кабинета бывшей резиденции генерал-губернатора ещё искрились хлопьями снега, мерцающего под красным закатным солнцем января. Он смотрел на красное северное солнце, на его край, уже уходящий за красные, серые и белые крыши старого Гельсингфорса. Своей цепкой и ясной памятью он видел многое. Ему хотелось вместе с полками и батальонами своей армии участвовать в самых горячих боях, напряжённых пограничных противостояниях, которые постоянно случались в эти месяцы.
Ему сдавливал горло белоснежный воротничок с белым галстуком-бабочкой. Ладно сидящий смокинг казался ему непривычным. Хотя внешне он выглядел так, словно родился для дипломатической работы и должности главы государства. Но регентство его всё-таки тяготило. Он согласился на этот пост исключительно для служения Финляндии. Согласился, прекрасно понимая, что в сложной сегодняшней политической и военной ситуации нет никого, кроме него самого, кто мог бы удержать порядок в стране, стабилизировать политическое и финансовое положение государства. В полной мере сознавал всю сложность положения страны, а, соответственно, тяжесть бремени власти, особенно в такой, поистине переломный период истории Финляндии.
...Капитан Пяллинен повернул голову и увидел подходящего к нему Хейкку из Марья-Коски. Матти держал винтовку наперевес и вёл перед собой красного командира со связанными сзади руками. Тот был ранен, кровь стекала со лба по его лицу.
На поясе у Матиаса среди всегдашних его гранат, — а он сразу пополнял их запас после боя, — висел на боку маузер, в деревянной кобуре, на ремешке через плечо. Маузера у Матти прежде не было.
— Пленного отведи: налево по берегу вдоль скал в расселине устроен штаб генерала Ветцера. Сдай лично генералу. Но сначала перевяжи его. И сдай генералу. Понятно?
— Так точно, господин капитан!
— А маузер сдай мне!
Матти даже немного растерялся. В бою он не терялся никогда. А здесь растерялся. Иногда он делился продуктами с товарищами. Запаслив был. Скуповат. Но всё-таки делился. Продуктами. Но не оружием. Он вообще очень не любил, когда у него что-то отбирали. А тут — маузер. Такая вещь...
— Господин капитан...
— Сдай маузер, Матти!
Ужасно огорчённым было его лицо. Даже нос его сморщился от обиды и досады. Молча, отвернувшись в сторону, чтобы, как будто, не видеть такой неприятности, как сдача маузера, Хейкка протянул кобуру с пистолетом командиру...
... — Разрешите, Ваше высочество? — Адъютант вошёл в кабинет и остановился в пяти шагах от входа.