Ему было печально и горько. На душе лежал неслыханной тяжести камень. Как и у многих благородных офицеров того времени и той кровавой, братоубийственной Гражданской войны.
Но он понимал, что шальная пуля русского бунта, или как его теперь называли, революции, чудом миновала его.
Он снова хотел жить. И этим чудом, которое спасло его от смерти, — оказалась уже существующая теперь только в истории Отдельная гвардейская кавалерийская бригада генерала Маннергейма. Она, эта бригада, своей гордой памятью, памятью о чести русской армии, живущей в умах и сердцах воинов, таких как, например, Вересаев и Федотов, спасла князя Зеленцова, закрыла его от пули. Воинской честью и авторитетом ордена Святого Георгия, вручённого ему самим бароном Густавом.
И Зеленцов снова вдруг подумал: «Где-то он теперь?..»
14. ШАШКА ВЕРЕСАЕВА
Всю ночь конники Вересаева таились в засаде. В неглубокой холмистой лощине, поросшей соснами, берёзами и елями эскадрон ожидал сигнала к атаке. Ночью отдыхали и готовились, а к рассвету ждали приказа, чтобы ударить во фланг противнику. Внезапно и стремительно. Как учил Вересаева барон Густав.
Когда командир Красного кавалерийского полка Чиненов, опытный, награждённый орденом Красного Знамени, собрал эскадронных и своих штабных, чтобы поставить боевую задачу, ход совещания был неожиданно изменен.
Обычно комполка ставил боевую задачу, товарищ Луцис утверждал. Эскадронные командиры задавали несколько вопросов и всё. Начальник штаба полка раздавал письменные приказы эскадронам. Но не всегда. Иногда, а это было чаще, приказы оставались устными.
На этот раз Чиненов изложил суть и объяснил, что после наступления пехоты справа и слева, полк всеми эскадронами, общей лавой должен ударить в центре, организовать прорыв и углубиться в него на несколько километров. Наступление ведёт 27-я дивизия товарища начдива Терехова[21]
, в состав которой вошёл недавно 6-й кавалерийский полк Чиненова.У противника на этом участке временно закрепилась одна часть, правда, почти полностью офицерская.
И хотя преимущество троекратное, как и полагается в наступлении, но какие-то сомнения были. Может, не у самого Чиненова. А вот у Вересаева точно. Потому как Чиненов, хоть и опытный красный командир, но всё-таки только красный. То есть, до революции офицером не был. Воевал, конечно, но солдатом. А в Гражданской войне от командира конного взвода вырос до командира полка. Успешно воевал. Смело и умно воевал. Но в военных училищах и, как он сам любил говаривать, «в академиях» — не учился. А жаль. Вересаев порой подумывал, что это ему, Чиненову, ой как не помешало бы.
И вот, когда комполка боевую задачу поставил, и два эскадронных командира уже спросили о порядке связи, о точном времени единого рывка конницы, вдруг встал Вересаев.
Он встал, попросив слова, и все поняли с удивлением, что он собирается говорить долго. Чиненов дал ему это слово, оставаясь как обычно стоять. Спросит эскадронный, задаст пару вопросов, он, Чиненов, ему ответит и тот сядет.
— Разрешите, товарищ командир, доложить мои соображения и некоторые сомнения по поводу завтрашней операции?
— Какие ещё сомнения? — Комполка набычился.
— Да нет, товарищ командир, не в самой операции, приказ я, конечно, не собираюсь обсуждать. А вот как его поинтересней, получше выполнить...
— Ну что ж, Вересаев, давай, валяй, раз ты такой умный, — улыбнувшись, уже совсем без злости добавил Чиненов и сел.
Всё это было неожиданным и интересным. Все знали, насколько комполка самолюбив, порой до болезненности. А что он почти в дружеских отношениях с самим командармом Тухачевским, то считает и это своей личной заслугой. В общем, серьёзный товарищ и упёртый.
Среди восьми эскадронных было всего два бывших царских офицера. Командир первого — Вересаев, воюющий с самого начала Гражданской, с весны восемнадцатого. Ну и почти новенький — Зеленцов, которого четыре месяца назад поставили на третий эскадрон, где командира убило. Комиссар Луцис настоял. А за эти месяцы Зеленцов показал себя крепко. Воевал с отчаянием и отвагой. В атаки ходил, как шальной. Шашкой, как молнией, махал. Это знали и относились к нему с уважением. Ну и к Вересаеву, конечно, тоже.
Но то, что тот полез со своими советами... Это было уже неожиданным.
— Товарищ командир, товарищ комиссар, товарищи командиры. — Все заулыбались. Так всегда начинал Чиненов, без обращения к себе, конечно. И что хорошо, отметил Егор Иванович, Чиненов тоже улыбнулся. Это был уже добрый знак.
— Против нас стоит офицерский полк.
— Мы это знаем, — негромко, но весомо встрял Чиненов.
— Конечно. И мы лобовым ударом, разумеется, сломим и прорвём оборону.
Было очень тихо. Все слушали с интересом. Если Вересаев подтверждает, что оборону прорвём, тогда на хрена, спрашивается, он выступает и собирается что-то советовать? С другой стороны, все знали его, как человека весьма серьёзного и командира результативного и умного. Комиссар тоже всё время молчал. Он вообще говорил мало и редко. Но, когда надо, высказывался определённо и твёрдо.