Всадник времени

Тигр крался медленно. И, хотя шёл он с наветренной стороны, с которой очень не любит ходить, опасность учуял. Шёл так, потому что загонщики заставили. Но опасность всё-таки обнаружил. Непонятно — как. Запахи ведь против ветра не идут. Несмотря на маскировку за листвой, пожалуй, увидел слона и догадался, что он там не просто так. А потом разглядел и человека. Не зря про этого зверя ходят легенды, что в нём живёт душа злого существа — дьявола, по-нашему.

Так или иначе, но он собрался нападать.

Пора. И барон медленно потянул спусковой крючок, строго держа прицел на голове тигра. Было это очень не просто. Затаил дыхание, задержав на вдохе.

Выстрел штуцера раскатисто и звонко громыхнул в джунглях, ударил эхом по стволам, ветвям, кустарникам. Заскользил по тростнику и слоновой траве.

Тигр дёрнулся, словно хотел прыгнуть, но осел и сразу же повалился набок. Выстрел был точным.

Хорошо видя хищника через оптику, барон целился в голову, в нижний срез лба, на уровне глаз. Попадание в верхнюю часть лобной кости тигра может дать рикошет. Так стреляют только очень хорошие стрелки. Мало кто может очень твёрдо держать оружие, так, чтобы цель, увеличенная в оптическом прицеле, не прыгала перед глазом стрелка. Тут надо иметь стальные нервы. Тем более что всё происходит в опасной близости от рассвирепевшего тигра-людоеда. Для которого преодолеть полсотни метров дело нескольких секунд. А слон тоже не всегда успеет и сумеет защитить...

Погонщик повернул слона к поверженному властителю джунглей, туда же направились и другие охотники.

По команде Бханга слон Хани присел, мягко и грациозно, и барон спрыгнул с его спины. Всё это время он не отводил взгляда от застреленного тигра, оружие держа наготове. Бывает, при стрельбе в голову, пуля срикошетит, и зверь от удара, потеряет сознание. А потом очнётся в самый неожиданный момент. Чтобы неожиданностей не было, как он сам сказал, отвечая королю, «курки его штуцера всегда взведены».

Тигр был мёртв. Его огромное тело вынесли на открытое место под солнцем, и барона сфотографировали возле его охотничьего трофея. Сначала — рядом с Его величеством и генералом Рана, потом с Его величеством отдельно — над поверженным тигром.

Король Трибхувана лично поздравил фельдмаршала, крепко пожал ему руку, предварительно сняв кожаные перчатки, в которых находился почти постоянно.

— Вы, господин фельдмаршал, очень хороший стрелок. Но не только стрелок. Как охотник, вы обладаете редким умением вовремя увидеть зверя и выбрать момент для выстрела.

— Благодарю, Ваше величество! Может быть, вы преувеличиваете мои способности...

— Нет, Ваше высокопревосходительство! Убить этого тигра смог бы далеко не каждый даже из самых лучших охотников моей страны. Потому что этот тигр — самый хитрый и коварный из тех, что мне были известны. И застрелить его было очень сложно. Выражаю вам мою королевскую благодарность!

— Я благодарен вам за всё — за гостеприимство, за оказанную мне честь, за предоставленную возможность участия в королевской охоте. И за высокую оценку моего выстрела. Благодарю, Ваше величество!

Стоящий рядом генерал Рана тоже поздравил барона с охотничьей удачей.

...Маннергейм сидел на высоком стуле-полукресле на мягкой ковровой подстилке, за длинным и широким королевским столом, на обеде, устроенном в его честь. Ел дикого фазана, запечённого в сметане с орехами, мёдом и ананасом. Бутылки французского вина и английского виски высились над белой скатертью среди разных и неожиданных яств. Китайские блюда соседствовали с индийскими, чередуемые чисто непальскими, как, например, этот фазан.

Стройные и смуглые восточные девушки тотчас же на место опустошённых, порой, лишь начатых блюд, ставили новые. В пяти-шести метрах от стола танцовщицы королевского балета, изящные и ослепительные в своей грациозности, исполняли пластичный и ритмичный непальский танец. Это были сцены из знаменитого эпоса Рамаяны.

Придворные за столом пытались услужить королю, и ещё более того, генералу Рана и премьер-министру Мухтияру, младшему брату генерала. Услужливо и заискивающе заговаривали с высшими чиновниками и королём. Те, улыбаясь, отвечали односложно. Однако эта услужливость и заискивание оставались едва заметными, скрытыми. Это было очевидно только для барона, умудрённого многолетним опытом и сложной многообразной своей жизнью. Все присутствующие сохраняли достоинство и гордость.

На обеде кроме короля, генерала Рана и Мухтияра, то есть, премьера, были ещё: министр иностранных дел, из штатских, и высшие генералы королевства. Одни мужчины. За столом сидели двенадцать человек. Церемония обеда проходила торжественно и неторопливо. Центром внимания, конечно, оставался гость, Маннергейм. Но к нему никто не обращался ни с разговором, ни с вопросами. Не хотели тревожить. Ждали, когда сам заговорит. Но ждать первого слова в разговоре от молчаливого скандинава, вообще дело безнадёжное. Тем более, от такого вдумчивого и сдержанного, как барон Густав.