Всадники

В имении имелось несколько юрт, оставшихся с давних времен. Предки Осман-бая привезли их вместе со стадами во вьюках, установили и жили в них, пока постепенно, от поколения к поколению, хозяева не переселились в прочные, вросшие в землю жилища. Расположены эти юрты были среди холмов и полян, орошаемых чистейшей водой, и служили, в дни празднеств, для размещения гостей, которым не хватило места в хозяйском доме.

Когда Уроз совершил свой суд, старый управляющий имением Осман-бая лично сопроводил его – неслыханная честь – в одну из таких юрт, живя в которой вполне оседло, можно было вспоминать о былых кочевых временах. Ее окружали купы деревьев, а меж ними сверкала в арыке вода.

Хотя управляющего сопровождали два саиса, он сам помог Урозу спешиться и войти в юрту, построенную по типу монгольских.

– Эта юрта лучше всех других защищена от ветра. Я велел постелить под матрасы три новых ковра… А снаружи к твоим услугам всегда будут саис и конь.

Уроз машинально поблагодарил, чтобы ответить на слова, смысла которых он не понимал.

Странная, неимоверная усталость, какой он не испытывал и в самые худшие моменты своего пути, сковывала все его тело и ум. Все предыдущие переходы и испытания не опустошили его так, как тенистая галерея в доме Турсуна, пение фонтана, мягкие подушки, вкусная еда. Оставшись один, он бросился на приготовленное ему ложе и тут же уснул. Из-за формы жилища и укоренившейся привычки быть в пути, он еще успел на какое-то мгновение поверить, будто по-прежнему куда-то едет.

И хотя спал он как убитый, это впечатление так крепко засело в его сознании, что, едва проснувшись, он подумал: «Пора ехать». Уроз сел и увидел в изголовье пару костылей.

В памяти его всплыли все события вчерашнего дня, одно за другим. И он был ошарашен всем случившимся. Юрта? Неправда. Она тяжела и неподвижна, как каменный дом. Здоровое тело? Неправда. Чтобы перемещаться, ему нужны эти деревянные подпорки. Уроз взял костыли, примерил их под мышками, удивился, как они удобны и хорошо подогнаны. Опираясь на них, он тут же вышел на улицу.

Конюшенный слуга, сидя на корточках у стены юрты, напевал что-то себе под нос. Это был худощавый старик маленького роста, чем-то ему напомнивший ощипанного воробья. В его слезящихся глазах светилось простодушие.

– Откуда костыли? – спросил Уроз.

– Ты так крепко спал, – ответил тот, – что не слышал, как я их принес. По приказу Турсуна.

– А где он? – поинтересовался Уроз.

– Обходит конюшни, – ответил слуга.

Показав на ближайшую группу деревьев, он добавил:

– Вон оседланная лошадь. Хочешь поехать?

– Нет, – ответил Уроз.

– Тогда чаю? – осведомился человечек. – Самовар кипит возле ручья.

– Нет, – сказал Уроз.

Он повернулся, вошел в юрту, бросился на топчан, забросил костыли за голову, чтобы не видеть их.

«Первый подарок отца», – подумал он и сам, не осознавая этого, усмехнулся. Представил себе Турсуна, величественно идущего от стойла к стойлу, неизменного, вечного… Главный Конюший, отвечающий за всех лошадей испокон веков и на веки вечные.

С улицы послышался тихий голос старика, напевавшего старинную песню степняков. Народные поэты, сказители, караванщики, пастухи и нищие с незапамятных времен придумывали на этот мотив слова, облегчавшие их сердце. Может, и этот слуга играл в эту игру, удовлетворял такую же свою потребность. Но это было не так уж и важно Урозу. Он думал о жизни отца. Размеренная, расписанная по дням и часам… Право же, она была достойна его возраста и славы. Но он, он, Уроз… у которого никогда не было своей крыши над головой и даже своего коня… Он жил от бузкаши до бузкаши, а в мертвый сезон – от базара до караван-сарая, чтобы потратить там свои деньги, заработанные в своих боях, на бои собак, перепелов, баранов и верблюдов.

Куда делась огромная радость, пережитая вчера, когда он рассказывал о своих приключениях Турсуну? Вместо нее – усталость, отвращение. Те же самые, что и несколько дней назад, настигавшие его в пути, после каждого подвига. Но тогда у него была возможность придумать себе новую ловушку, изобрести для себя еще какую-нибудь смертельную опасность. «Добраться до цели ничего не значит… только дорога имеет значение… и вот моя дорога здесь обрывается», – думал Уроз. Всю глубину своего отчаяния он осознал, когда в голову ему пришло безумное желание: он и вторую ногу, да, вторую ногу, здоровую, готов был бы отдать, лишь бы продолжался, продолжался бесконечно путь в преисподнюю.

Он глубоко и сильно вздохнул. По всему телу разбежалась живая, полноценная кровь. Пятнадцать часов сна вернули ему силы. Почувствовав их пробуждение, Уроз готов был завыть. Зачем теперь ему эта сила?

Он ненавидящим взглядом окинул юрту, которая так ловко его обманула и одурачила. Тут в двери показался худенький человеческий силуэт.

Глядя против света, Уроз не сразу узнал, кто это. С раздражением подумал: «старикашка» и хотел было его прогнать. Но то был явно не он… За стеной по-прежнему слышалась жалобная песня, выводимая надтреснутым, тонким голоском.