Всадники

В Джехоле не было сейчас ни грамма лишнего жира, лишнего веса, и он предстал в своей самой изящной форме, в самой своей абсолютной сути. Уход искусных саисов сделал шерсть коня блестящей и переливающейся, как шелк. От великолепной игры мускулов по коже пробегали муаровые волны. А грива, вычищенная, причесанная, приглаженная, выхоленная лучшими специалистами края, развевалась, украшая высокую дугу картинной шеи, гордо несущей длинную, тонкую голову с горящими гранатовым блеском огромными глазами.

Воистину, никогда еще Джехол не был так прекрасен.

И он знал это.

И чтобы показать всю свою красу и мощь, он подчеркнуто возмущался, что его удерживают на пороге беседки. Он бил копытом, слегка подымался на дыбы, показывал сильные красивые ноги, плотные бока, широкую грудь. И тряс гривой. А в больших глазах сверкали и смеялись пурпурные искры.

– Подведи его поближе, – приказал Турсун старшему саису.

А тот, приподняв переднюю ногу Джехола, воскликнул:

– Воистину, он достоин того, чтобы шагать по самым богатым коврам. У него ноги чище наших.

– Воистину, воистину, – произнес тихо Турсун.

Оба старика переглянулись понимающим горделивым взором: даже створки раковин, омываемых веками в текучих водах, не могли быть более чистыми, чем копыта Джехола.

Конь с удовольствием поставил обе ноги на высокий ворс мягкого ковра. Танцующим шагом прошелся, изящно сгибая и разгибая длинную шею, как это делают лебеди.

– Смотри, Уроз, смотри, как он идет к тебе, – крикнул старший саис.

– Я велел привести его не ради красования, – не захотел разделить их чувства Уроз.

Его сухой и резкий тон ранил Турсуна.

– Видимо, он недостаточно красив для тебя, – вопросительно посмотрел он на сына.

Уроз ответил:

– Когда тебе нужны были костыли, ты требовал от них, чтобы они были красивы?

Старший саис не успел шевельнуться, как Уроз, встав на здоровую ногу, оперся о луку, подпрыгнул и оказался в седле. И ускакал, скользя среди деревьев, стройный, сильный, гордый.

Старики снова понимающе переглянулись. Никогда еще не видели они такого тесного слияния всадника и коня.

* * *

Коленями и поводьями Уроз приказал Джехолу кончать красоваться. Конь нехотя повиновался. Шаг его стал твердым и норовистым.

«Давай, давай, – сказал ему про себя Уроз. – Я тебе не старик какой-то, чтобы умиляться, глядя на твои ужимки».

Странный недуг вдруг охватил его. У отца всегда был Джехол, не один, так другой. И лошадь всегда была у него на первом месте.

Когда в детстве Уроз заболевал, Турсун с отвращением оставлял его на попечение женщин. Но если заболевал жеребенок, он не отходил от него, спал рядом с ним. Вдруг Урозу вспомнилась одна сцена: конюшня, полутьма… И там Турсун, никогда не обнимавший его, своего сына, нес, прижав к груди, как живую игрушку, крошечного жеребенка, голенького и еще влажного, гладил его и баюкал.

«Новорожденный Джехол», – вспоминал Уроз. И хотя прошло столько лет, ощущение одиночества снова всколыхнулось в нем с новой силой. И как обычно, он обратил это ощущение в гордыню. «Не в тот ли день, – подумал он, – у меня пропало чувство привязанности к лошадям? Что в беде, что в радости, только я имею власть над ними. С лошадьми все обстоит еще проще, чем с людьми».

Лошадь? Ее подбираешь ради себя, а не ради нее. И если она становится слабее, то берешь себе другую.

– Джехол или не Джехол, – произнес внезапно вслух Уроз. – Ты здесь для моего седла, для моей нагайки, для моей воли. Что же касается остального…

Он наметил свисающую ветку и плетью перерубил ее, как ножом.

Выехав из-под деревьев, он поехал по дороге, ведущей в степь. Джехол поднял голову, глубоко втянул в себя воздух. Теперь это был уже не запах деревьев, не запах коры, мхов, опавших листьев, душистой гнили. Ноздри его трепетали от ароматов теплой земли и сухих трав, от дыхания бескрайнего простора, от ощущения ничем не ограничиваемой свободы. Он замотал гривой, заржал. Уроз грубо дернул поводья.

– Подожди, мне еще не захотелось, – процедил он сквозь зубы. – Некуда спешить.

Он вспомнил о приготовленной для него клетке в виде богатой юрты, о костылях, о праздничном банкете в честь Салеха и подумал: «Какой смысл скакать человеку, для которого уже нет возврата?»

Уроз прищурился… Нет возврата – это в любом случае совершенно точно. А цель? Русская граница близко. За ней – Самарканд, Ташкент. Когда-то, когда там правил великий белый царь, Турсун в ранней молодости бывал на тамошних базарах, в их мечетях. Тогда легко было пересекать границу. Теперь же с обеих сторон – полиция, солдаты… Уроз пренебрежительно помотал головой. Если бы он так уж захотел… Но вот хотел ли он этого?