Всадники

И ему привиделось сразу: конь, вернувшийся в конюшню без всадника… с пустым седлом… удивление, тревога… Вот докладывают Турсуну… готовят меры по спасению… факелы, фонари… и, наконец, в лучах света – хвастун, которого проучил конь, чопендоз, не способный удержаться в седле, калека, вся гордость и слава которого – не более чем лопнувший пузырь.

«И это я… я!» – бормотал Уроз.

Чтобы не застонать и не завыть, он впился зубами в землю. Выплюнул отвратительную смесь песка и травы, откинулся на спину и увидел первые вечерние звезды. Что делать? Подскажи, о Аллах, что делать? Куда зарыться, чтобы не нашли? Как умереть одному, в ночи, в ореоле легендарной славы? Почему не оставил он околевать свое растерзанное тело в диких ущельях гор, где так много подходящих мест для вечного одиночества трупов? Зачем цеплялся он так за жизнь? Зачем так крепко держался за гриву Джехола?

Голосом, полным ненависти, он громко повторил имя коня… Джехол. От него исходило все его невезение. Начиная с Королевского бузкаши и до этого вот последнего унижения. Уроз поднял глаза к небу, где по морю все более многочисленных, все более ярких звезд плыл тонкий молодой месяц, и торжественно поклялся: «Видит Пророк: что бы ни случилось, я зарежу этого проклятого коня, клянусь!»

Он представил себе, как вскроет сонную артерию, как хлынет алый поток горячей, булькающей крови, как сникнет конь, принесенный в жертву его клятве… И ему стало легче.

А месяц тем временем поднимался по небосводу. Темная степь слабо освещалась его лучами. Уроз поднес руку к левой стороне груди. Откуда эти неровные толчки, эти неупорядоченные удары? И скоро догадался. Это вовсе не сердце его стучало. Это был шум копыт. И ему не было нужды опять слушать землю. Галоп разрушил тишину, и его шум заполнил собой всю степь. Все ближе… ближе.

Темная волна паники, накатив, лишила его здравого смысла и вообще способности думать. «Саисы! Турсун! Вот они! Вот они!» – мысленно сказал себе Уроз. Он приподнялся, встал на здоровую ногу и тут же снова упал. Растерянность прошла.

Это не могли быть люди из имения. В эти минуты Джехол мог в лучшем случае только доскакать до конюшен, и потом, искать отправились бы с факелами и фонарями… Может, это какой-нибудь запоздалый всадник возвращается в свою юрту… Путник спешит и потому скачет в ночи… Только и всего… Даже если он проскачет рядом, никто, если его не предупредили, не обнаружит в темной траве затаившегося человека.

Но все эти размышления не успокаивали Уроза. Он выпрямился во весь рост. Верхняя часть его тела поднялась, будто какая-то сила оторвала его от земли, и глаза стали шарить по волнующейся поверхности степного ковыля, слабо освещенного месяцем. Наконец он увидел тень, увидел приближающуюся и постепенно обретающую плотность фигуру лошади без всадника. «Небось отбилась от табуна», – подумал Уроз. Расстояние оставалось в десяток скачков галопа. Скорость не убавлялась. И по посадке головы, по мощи груди Уроз узнал Джехола. Но не поверил своим глазам, пока тот не заржал. И подумал: «Заблудился, кружил по степи… Нет… Я его довел до безумия… Он вернулся, чтобы прикончить меня… растоптать… А у меня и ножа даже нет».

Джехол приближался. Уроз сложился, собрался, прижал колени к животу, прикрыл голову руками. А Джехол резко остановился, как тогда, когда захотел сбросить с себя седока, остановился с ходу, с галопа, замер как вкопанный перед скрюченным человеком. Земля вздрогнула от такого резкого толчка. Уроз почувствовал, как вокруг заколыхалась трава. «Был бы нож; сухожилия… успел бы», – подумал он. И стал ждать первого удара копытом, потом других, яростно перемалывающих ему ребра, грудную клетку, разбивающих голову, лицо. Но ничего подобного не последовало. Конь не шевелился… Только тяжело переводил дыхание. Кожа Уроза почувствовала тепло его глубокого, немного хриплого дыхания. Медленно-медленно Джехол лег рядом с ним. «Он отдыхает, сейчас подготовится и… через минуту…» – подумал Уроз.

Нож! О, небо, пошли мне нож… Вот она, сонная артерия, только руку протянуть.