Всадники

«Кто знает, может быть я рожу от него ребенка? — радостно екнуло сердце Серех и она дотронулась рукой до живота. — Обязательно рожу! Как может теперь такая женщина как я, жить рядом с каким-то отрепьем или опозорившим себя бродягой? Кто знает, что будет дальше? Если я разочарую его, он никогда не простит меня больше и уж тогда я, без сомнения, вернусь ко всем ужасам прошлого».

Мокки не мог понять, что за странная сила так изменила ее. Да и сама она этого не знала. Но когда он взглянул в ее чистое и гладкое лицо, у него задрожали колени, и он сам отошел в сторону. Серех прошла мимо него неторопливым шагом и, наконец, скрылась за кустами и деревьями окрашенными во все цвета осени.

А Мокки побрел в противоположную сторону. Просто так. Без всякой цели.

Урос приподнялся на постели. Эта тихая мелодия, что доносится откуда-то снаружи юрты — разве он не знает ее? В таком ритме поют баллады о героях степи, прославляя подвиги великих и их приключения. Но как туда попало его имя? Он прислушался.

Над степями, горами, озерами
Полетит твоя слава, о Урос,
Самый храбрый из всех чавандоз,
Полетит, как на крыльях у ветра,
О герое, что не отступает,
Даже если опасностей тыщи
На пути вдруг встают перед ним.

Певец замолчал, вероятно, сочиняя следующий куплет. Теперь эта песнь очень скоро разойдется по свету. Рассказчики историй и путешествующие поэты понесут ее от базара к базару, от чайханы к чайхане, и совсем скоро эти строчки будут напевать всадники во всех трех провинциях, и вожди, ведущие свои караваны на юг.

Слава, которой он так страстно желал, теперь всегда будет рядом с ним.

Слава искалеченного мертвеца…

В юрту вошел Рахим и сообщил Уросу, что Турсен ждет его под деревьями на берегу реки.

— Приведи мою лошадь, — приказал ему Урос.

На мягкой траве, в тени деревьев, два саиса уже расстелили толстые ковры, а сейчас расставляли посередине еду и посуду для чая. Урос поприветствовал отца и сел напротив.

— Ты получил костыли? — спросил его Турсен.

Урос кивнул.

— Ты испробовал их?

— Да, — ответил Урос.

— Подходят они тебе?

— Идеально.

— Почему же ты тогда не пришел на них?

— С какой стати я должен… — буркнул Урос в ответ.

Ответ был, — по отношению к отцу, — оскорбительным. Турсен минуту молчал. Он знал, что такой подарок огорчит сына, но ему хотелось, чтобы он как можно быстрее свыкся со своим новым положением.

— Я и не знал, — чуть оскорблено произнес Турсен, проводя руками по бороде, — что хорошее воспитание моего сына и его уважение к другим, так сильно зависит от его ноги.

Урос молчал. Турсен протянул руку к блюду с бараниной и ярко-желтым рисом, подкрашенным шафраном, и съел несколько пригоршней.

— Разве ты не узнал эти костыли? — сказал он затем. — Это мои собственные.

— Правда? — удивился Урос. — Те самые…

— Да, те же самые, на которых я ходил, когда у меня треснуло правое колено, и было сломано левое бедро.

И Урос вспомнил, как более тридцати лет тому назад, его отец, на самом пике своей славы, передвигался на костылях от двора ко двору, от конюшни к конюшне и по всему базару Даулад Абаза.

— Но все же… Это было лишь временно и вынужденно, — сказал он наконец.

— Кто мог тогда это знать? — резонно возразил Турсен. — Неужели я потерял с того времени свое лицо?

— Напротив, — неохотно согласился Урос. Турсен был прав, и все же…

— Конечно… в старости такие вещи переносятся легче, — дополнил он.

Турсен вздрогнул от обиды и твердо взглянул в лицо сына своими желтыми глазами:

— Тогда я был моложе, чем ты сейчас!

Урос задумался. Посчитал года. Невероятно, но это было правдой.

— Да, — продолжал Турсен неторопливо, — тогда я еще не был господином управителем конюшен. Это теперь я руковожу ими более двадцати лет, и иногда этот груз начинает казаться мне тяжеловатым для моих плеч… Только вот, я не знаю никого, кому я мог бы его передать. Кому бы я доверял так же, как самому себе. Никого, кроме тебя.

Урос застыл с чашкой чая в руках. Аккуратно поставив ее на поднос, он постарался придумать достойный ответ и отказать отцу, без того, чтобы тот понял, каким унизительным он считает для себя подобное предложение.

— Я благодарю тебя, — сказал он, наконец. — Но подобная честь мне не подходит.

— Все же, подумай еще раз до завтра, потом сюда приедет Осман бей. — Турсен сделал секундную паузу, приготовившись сказать сыну о самой неприятной проблеме, которую надо было обсудить. — Он приедет сюда вместе с Солехом.

— С Солехом… — повторил Урос побелевшими губами.

— Примерно через два дня, здесь будет устроен банкет в его честь. Он будет сидеть по правую руку Осман бея. И мне было бы приятно, если бы ты сидел по правую руку от меня.

— Вместе с моими костылями? — взбесился Урос и стукнул пиалой о поднос, тайно питая надежду, что хоть на этот раз Турсен вспылит и ответит ему резко и гневно.

— Конечно. А почему нет? — ответил Турсен, отрешенно перебирая изюм на ладони.