Выждал Севка тишины, начал читать. Время от времени поднимает глаза, удивляется, глядя на завозчиков. Примолкли, даже цигарки погасили, позабыв, где сидят. Для них тут сейчас не завозчицкая изба, а морозная, вся в сугробах улица украинского села. Разгуливают озорные парубки и дивчины, бредут в шинок охочие до выпивки пожилые усатые козаки, в звездное небо взвивается верхом на черте деревенский кузнец, силач и красавец Вакула. От души хочется всем, чтоб удалось кузнецу добыть для своей возлюбленной черевички с царицыной ноги. Что ж поделать, если без этих черевичек капризная Оксана не соглашается любить Вакулу!
Никогда еще Севка так долго не читал. У него уж и в горле пересохло, и строчки начали двоиться. Но не оторваться.
— Хватит! — скомандовал наконец Порфирий. — Слов нет, книжка завлекательная. Но время-то уж за полночь. Будем живы — завтра почитаем.
Завозчики неохотно начали укладываться, толкуя о прочитанном.
— Вот жили люди! — дивился старый Данила. — Были сыты и пьяны и не знали этой, как ее… продразверстки. А черти и ведьмы все-таки, значит, есть на свете, раз про них в книге прописано.
Наутро пришел на мельницу Егор Лукич. Узнав, что до поздней ночи Севка читал завозчикам книжку, он было вознамерился отругать его: нечего, мол, впустую керосин изводить! Но послушал мужиков и раздумал.
— Работник у тебя, Егор, справный парень! — нахваливал Севку старый Данила. — По печатному читает, чисто кружево плетет, шельмец! Книжка, она вроде бы и не сурьезная, а скажи как захватила. Я уж и очередь свою перепустил, решил остаться еще на ночь. Беспременно хочется узнать, добудет ли тот кузнец с чертом царицыны черевички.
Тут и сообразил хозяин, что Севку ему ругать нет никакого резона. Если раньше у него приманкой для завозчиков служил один Порфирий, то теперь будет еще и Севка. Как узнают мужики, что на мельнице в Гусаках завозчики не томятся от скуки, а слушают чтение, к нему попрет молоть вся округа. Пусть тогда потягаются с ним окрестные хозяева мельниц!
Вечером Егор Лукич, как бы невзначай, заглянул в завозчицкую, присел на краешек нар у порога. Ему были видны лишь затылки и спины мужиков, сгрудившихся вокруг стола, да слышался Севкин голос: «Ваше царское величество, не прикажите казнить, прикажите миловать. Из чего, не во гнев будь сказано вашей милости, сделаны черевички, что на ваших ногах?..»
К удивлению своему, Егор Лукич увидел не только приезжих, но и своих односельчан. Среди лохматых, припудренных мукой треухов на глаза ему попался даже бабий платок.
Вечер к вечеру, страница к странице. В толстой книге уже много прочитано. Но, к радости Севки и Порфирия, много еще и не читано. Это завозчики меняются: приедут-уедут. А Севка с Порфирием каждый вечер здесь. Зачастила и гусаковская молодежь — парни и девчата. Наскоро справят немудрые зимние дела по хозяйству, чтоб старики не ворчали, и — на мельницу. Сядут на лавку, выпростают уши из-под шапок да платков и готовы слушать хоть до петухов.
Особенно всем полюбилась повесть «Тарас Бульба».
Крут характером был старый Тарас и страшен в гневе. Родного сына не пощадил, когда тот переметнулся в стан врага.
Вот его схватили, молодого красавца Андрия, привели перед грозные очи отца.
«Стой и не шевелись!» — звонко прочитал Севка. — «Я тебя породил, я тебя и убью, — сказал Тарас и, отступивши шаг назад, снял с плеча ружье…»
Вся завозчицкая затаилась: неужели Андрий уже отходил свое по земле, неужели в старом сердце Тараса не найдется хоть капли жалости к сыну?
В эту минуту шумно распахнулась дверь. С надворья хлынуло облако морозного пара, а вслед за ним на пороге встал человек в шинели, в заиндевелом башлыке.
— Здорово, мужики! Можно погреться?
— Грейся. Куда ж тебя деть? — пробасил Порфирий. — Откуда путь держишь?
Путник откинул башлык, оборвал с усов намерзшие сосульки и, подув на ладони, достал из кармана кисет.
— Отвоевался! Домой направляюсь. Слыхали такое село Табары?
— Табары? Как не слыхать? — отозвался с нар пожилой завозчик. — Далеконько ж тебе, служивый. Ночуй-ка здесь, а завтра поедем. Как раз верст сорок подвезу. Ты чей же будешь из Табаров?
— Гавриловых.
— Уж не покойного ли Аверьяна сын?
— Его. Сергеем звать. А ты знал Аверьяна?
— Как не знать? По мочальному делу первый был на всю округу.
Хоть любопытна история про Тараса, а все-таки сперва хочется разузнать про войну. Тем более, что человек недавно оттуда. Завозчики выждали, пока Гаврилов малость отогреется с мороза, и завели разговор.
— Слухами вся Сибирь полна, а толком никто не знает, как оно там на фронте, — свесил голову с нар все тот же пожилой завозчик, вызвавшийся подвезти Гаврилова. — Одни говорят — атаман Семенов вот-вот Иркутск заберет…
— А этого не хотел? — выставил Гаврилов крупный кукиш, сложенный из обкуренных пальцев. — Семенов твой из Читы в одних подштанниках за кордон сбежал.
— Правда?
— А ты думал! В том бою меня и клюнула пуля.