Всадники ветра (Двойники)

Мак прикусил губу. Он понял, что Нина Павловна здесь не только не при чем, но и специально взяла с него обещание не говорить об этом вопросе! Но непонятное запирательство Иванова… Не только дух хорошего журналиста, но и смутная ревность были разбужены в нем. Он тоже облокотился на стол.

— При чем дочь профессора? Да при том, что именно в Москве состоялось ваше знакомство с ней. Помните? Конечно, это между нами… Если уж сорвалось…

Военлет медленно покачал головой.

— Вы что-то путаете, товарищ! Правда, вчера я видел на бульваре эту развязную девчонку. Но никогда я раньше не встречался ни с кем, даже отдаленно похожим на нее!

— Не встречались? А портрет с вашей надписью, подаренный ей? Я сам видел этот портрет! И кроме того, так отзываться о женщине… — дрогнувшим голосом сказал Мак и обвел комнату глазами.

Тут только он понял всю неуместность своей непонятной настойчивости.

Жена Иванова стояла, вытянувшись у двери, совсем бледная, с полуоткрытым напряженным ртом.

Жена Иванова стояла, вытянувшись у двери, совсем бледная, с полуоткрытым напряженным ртом.

Она пристально смотрела на вставшего из-за стола, бледного и нахмуренного мужа.

— Товарищ, говорю вам, что здесь какое то недоразумение, — отчетливо выговорил военлет, по привычке поднося руку к носу, — я не знал и знать не хочу ни вашего сумасшедшего профессора, ни его дочери. Что касается портрета — это явная провокация. Вы видели сами?

Вся эта сцена ярко проступила в сознании лежащего в профессорском саду Мака. Как глупо, как удивительно глупо! Конечно, после слов военлета и повторного взгляда на его жену, он сразу понял, что надо делать! Он взял свои слова обратно, сказал, что видел портрет мельком, что, вероятно, это было сходство и даже, кажется, довольно отдаленное! Он совершенно примирился с Ивановым! Но сверкающие черные глаза Маруси и ее деланно спокойные движения ясно сказали, что все эти шаги немного запоздали. Хотя Иванов отчасти виноват сам. Разве нельзя было замять разговор в начале? Какой смысл был так обострять этот опасный момент?

…Одно из окон — одиночное — потухло. Мак переменил положение. В глубине террасы раздался легкий звук. Высокая белая фигура выступила из балконной тьмы, спускаясь к садовой дорожке.

— Александр Ильич! — раздался осторожный шепот.

Он вскочил с земли. Фигура придвинулась ближе. В застывших пальцах журналиста очутилась горячая и мягкая женская кисть.

— Вы озябли, бедный! Ждете давно? — она засмеялась — нервно и коротко. — Пройдемте, сядем тут! — ее рука подхватила его под локоть.

Они подошли к садовой скамейке, четким профилем выступающей в лунной тьме. Они сели, — около самого лица Мака выступало ее прекрасное, четкое лицо.

— Нина Павловна! Нина! — Мак прижал к губам ее руку. Она отстранилась.

— Погодите! Потом! Вы понимаете, что в такой час было бы жестоко с моей стороны из-за одной любви к вам заставлять вас мокнуть в этой траве! Мне нужно было незаметно поговорить с вами. Дело…

— Нина, милая, какое там дело! Дело — чепуха! Нина! — он снова постарался обнять ее за уклонившуюся талию.

Он придвинулся ближе, она вскочила со скамьи. Она отступила — белая и мерцающая, — он сделал быстрое движение и схватил ее повыше локтя. Она слабо вскрикнула — он уже обхватил ее другой рукой и припал губами к ее сухим, уклоняющимся губам. Кровь ударила в голову. Какой-то сверток выскользнул из под ее платья и упал на дорожку. Он все сильнее сжимал ее слабо сопротивляющееся тело, покрывая его быстрыми поцелуями…

Оглушительный выстрел, прокатившийся глухим эхом, почти сейчас же последовавший второй, звон разбитого стекла и топот в глубине дома сразу привели Мака в себя. Ему показалось, что какое-то проворное существо быстро промчалось и скрылось в глубине сада. Оба освещенные окна в доме погасли, потом вспыхнули снова. Шум затих. Все это осознал Мак, все еще продолжая сжимать обеими руками крепкое женское тело.

Но это продолжалось только момент. Она сильно рванулась. Чтобы не упасть, он ухватился за спинку скамьи. Нина повернулась и бросилась бежать к террасе.

— Нина Павловна, куда?.. Может быть, бандиты! Опасно! Нина Павловна! — он бросился следом.

— Оставайтесь здесь, — она обернулась, не замедляя бега, — я выясню, в чем дело! Папа… — она скрылась в молчащих недрах дома.

Мак помедлил. Затем осторожно двинулся вперед. Его движения все ускорялись — он почти пролетел скрипучие ступени террасы. В два прыжка, миновав наружное пространство, он дернул дверь в дом.

Здесь, около внутреннего входа, колыхалось желтое пламя свечи, сжимаемой чьей-то дрожащей рукой. В полосатом нижнем белье, без пенсне, сгорбленный и жалкий, в дверях стоял Добротворский с длинной двустволкой в правой руке.

В полосатом нижнем белье, без пенсне, сгорбленный и жалкий, в дверях стоял Добротворский с длинной двустволкой в правой руке.