— Тайна! — серьезно подтвердила она. — Я очень прошу вас. Вы будете молчать? Честное слово?
— Честное слово и красная присяга журналиста! — улыбаясь, произнес Мак, склоняясь к ее протянутой руке.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Мак проснулся поздно на бугристом матрасе старинной деревянной кровати в грязном номере «Центральной гостиницы». Он вспомнил план сегодняшнего дня и посмотрел в окно.
Ему везло: день — спокойный и синий, — как нельзя больше способствовал осмотру аэродрома в рабочее время.
— Будут много летать, — решил Мак, энергично натягивая брюки, — наверно, предложат и мне, как столичному гостю! Полететь разве — неудобно все-таки — журналист, писатель, до известной степени, и не летал ни разу! Впрочем — ненадежная штука этот самолет! Ну, там на месте посмотрим! А Нина Павловна? Дело-то совсем на мази! — легкие, как будто пропитанные духами, воспоминания о дочери Добротворского целиком заполнили его.
Он вышел без пальто. Прохладный утренний воздух приятно обвевал лицо и руки. Довольно однотонные, но вместе с тем необыкновенно привлекательные мысли скрадывали путь. Только когда вдоль широкой дороги ряд одноэтажных домов сменила серая линия досчатого забора и вдали — за этой чертой — выступили серые и длинные прямоугольники ангаров — он отогнал все постороннее и решил заняться делом…
В кабинете начальника проверили пропуск и дали Маку провожатого. В окне виднелись раздвинутые ворота ангаров с выступающими из них яркими плоскостями готовых к работе самолетов. Доносился мерный рокот пущенных моторов. Вместе с провожатым, механиком Ляшковским, Мак вышел на двор и миновал калитку, охраняемую двумя красноармейцами.
Аэродром — коричневая, бескрайняя, туго утоптанная равнина — был наполнен веселой, шумной жизнью. Маленькие мотористы вели к старту из далеких ангаров назначенные для полета машины. Низко над головами, постепенно забирая высоту, проносились гремящие, грузные, стальные насекомые. Вдали несколько размахивающих руками фигурок окружали приготовленный к подъему самолет.
— Вы спрашивали Иванова? — обернулся Ляшковский к Маку. — Вон он! Лететь готовится на самолете «Л. 7»! Скорее! Мы еще захватим его!
— Идем!
«Л. 7» был только что сработанный и выпущенный для проверки самолет эскадрильи «Ленин», двухместный, приподнявшийся на растопыренных передних лапах-«шасси», темно-зеленый «разведчик» с гремящим мотором, одним из тех, выработку которых Мак видел на заводе. Мотор четко работал, отбрасывая назад сероватые дымки отработанного газа. Винт работал на малом газе — окованные медью лопасти мелькали, не сливаясь в сплошной сверкающий круг. Самолет дрожал мерно и нетерпеливо, готовый по первому движению седока рвануться в горячее небо.
Из передней кабинки высовывалась одетая в шлем голова Иванова. Большие, небьющиеся, в кожаной оправе очки были подняты на черный, закрывающий голову, лоб и нижнюю часть лица, шлем. Размахивая высунутой наружу рукой, Иванов что- то кричал стоявшим у самолета.
Пассажир задней — наблюдательской — кабинки еще не уселся на место. Он надевал шлем, застегивая у подбородка его широкие, выступающие вперед уши. Кончив, он ухватился за край кабинки и, вложив носок в приступку высокого фюзеляжа, перекинул другую ногу внутрь.
Иванов увидел Мака. Привстав в кабинке, он крикнул что-то приветственное.
Мак подошел ближе.
— А вот и вы пришли, товарищ! — военлет протянул Маку твердую ладонь. — Кстати, хотите посмотреть внутреннее оборудование самолета? Ну, нет — так, как ни тянитесь, ничего не увидите. — Действительно, голова Мака едва доходила до половины высоты корпуса. Иванов наклонил сверху свое разгоряченное, обветренное лицо.
— Ступите сюда, товарищ! — он показал на стремяобразное углубление в фюзеляже. — Так! Вставили ногу? Теперь ухватитесь за борт и поднимайтесь! Смелее! Не бойтесь, он не улетит вместе с вами! Так!
Обдаваемый ветром пропеллера, ухватившись руками за трепещущую стенку фюзеляжа, Мак подтянулся и заглянул внутрь.
Темноватое к низу отверстие пилотского места пахло свежей кожей и было ровно такого размера, чтобы летчик мог сидеть в удобном и спокойном положении. Впереди был расположен мотор, крутился пропеллер. Сверху нависала закругленная поверхность широко размахнувшихся крыльев. Упираясь спиной в спинку сиденья, а ногами о смутно видные рычаги поворота внизу, Иванов объяснял устройство самолета.
Между его ногами, из глубины кабины вставала черная ручка руля глубины, управляющего подъемом и спуском машины. Тонкие стальные передачи вдоль дна соединяли этот руль и нижние рули поворота с хвостовым оперением машины. Рядом с локтем сидящего был ряд рычагов и кнопок, регулирующих работу мотора. На прямой поверхности перед глазами — полированные, белые, застекленные коробки различных измерительных и проверочных аппаратов.