— В настоящее время, — усевшись в кресло у письменного стола, он стал пристально рассматривать свои узловатые пальцы, — изменившиеся, гм, обстоятельства дают мне снова возможность вплотную заняться основной работой. Должен отметить, что нет судьбы страннее судьбы русского изобретателя! Правительство и частная инициатива равнодушны к взлетам — да, именно к взлетам научной мысли! А теперешнее стремление к объединению науки с политикой, — он осторожно и криво улыбнулся, — также не слишком способствует спокойствию занятий. Денежная нужда последних месяцев… Если бы не счастливо сложившиеся обстоятельства, я бы вообще не знал, как продолжить разработку моего открытия… Вы, может быть, слышали что-нибудь о принципе реактивной ракеты?
Мак качнул головой, не отводя глаз от поразившей его обстановки кабинета.
Кабинет был большой и светлый, окнами выходящий в густую зелень сада. Все стены были закрыты высокими полками с неровными грудами книг и рукописями, перетянутыми в толстые пачки.
Но полок не хватало. Книги, брошюры, рукописи свисали вниз, к полу, откуда ответно вставали такие же кучи бумаг и серых папок. Бьющее в пол солнце мешалось с книжной пылью, превращаясь в многоцветные столбы косо стоящих спектров.
С потолка блестела модель металлического ракетообразного сооружения. Даже стол, заваленный книгами и чертежами, не избег общей участи. Одна груда переплетенных томов, повисшая над самым краем, особенно привлекала внимание журналиста…
— Реактивная ракета для пассажирских межпланетных сообщений, — тонким, как будто обиженным голосом начал профессор, — уже в течение ряда лет признана вполне возможной многими серьезными учеными. Мой коллега Циолковский доказал теоретическую возможность пуска такой ракеты с Земли на Луну. Это нечто вроде огромного, пустого внутри ядра, движимого постоянными взрывами — отдачей газов, выходящих из его нижней части. В 1913 году Эспо Пэльтри, председатель французского общества воздухоплавания, подтвердил правильность такой конструкции. Это уже не выстрел из огромной пушки, о котором писал Жюль Верн, это не фантастический прибор Уэльса! Нет, это вполне реальная, доказанная вещь…. Вы… Надеюсь, вы улавливаете мои мысли?
Мак издал утвердительный звук. Конечно же, он улавливал их. Но критическое положение груды книг властно захватило и не отпускало его внимания. Странно, как может она висеть в таком положении и не свалиться на пол? И как, вообще, блуждает профессор в этих непроходимых бумажных чащах?
— Вы понимаете, товарищ, практическую ценность такого снаряда? Увеличивая и уменьшая изнутри силу взрывов, пассажиры ракеты могут регулировать ее скорость. Ракете дается не один первоначальный, а ряд перманентных толчков — следовательно, им не угрожает опасность быть раздавленным в момент отправления. Вот в общих чертах, что говорит об этом чистая наука. Мои же работы…
Мак сделал несколько заметок. Ему показалось, что медленно и незаметно, незаметней движения гренландских ледников, книги скользили вниз. Неудобно указать, но если рухнет такая махина…
— Мои работы, — профессор возбужденно встал, опираясь ладонями в стол, — мои работы переносят идею межпланетных сообщений из теории в жизнь! Я нашел способ немедленно же приступить к использованию таких ракет!
Подумайте, товарищ, открытием межпланетных путей мы мгновенно разрешим наши земные бедствия. Я сразу нахожу исход для наших политиков всех цветов! Для империалистов — завоевывать Луну, для социалистов — учреждать коммунистические колонии на каком-нибудь Марсе. Классовая борьба исчезнет сама собой! Теснота нашей планеты…
— Извиняюсь, профессор..!
Этого нужно было ожидать с самого начала! Как бы потеряв последнюю надежду удержаться, книги разом качнулись вбок и с треском рухнули на пол. За первой грудой поползла вторая, скользили несколько рукописных пачек… Неловкая попытка Мака уменьшить катастрофу только усилила ее размеры. Растрепанные, переплетенные и непереплетенные книги, тонкие рукописи, связки исписанных листков покрыли пол густым бумажным слоем.
Профессор вскочил из-за стола, сел на корточки, яростно поблескивая шлифовкой стекол, стал водворять книгу за книгой на тот же край перегруженного стола. Опустившись рядом, Мак старался класть их ближе к центру. Ликвидация события подходила к концу, когда одна странная мелочь разом нарушала созерцательное настроение Мака.
Поднимая одну из пачек, он увидел небольшую фотографию, наполовину высунувшуюся из ее серых недр. Он потянул. Бесцветные глаза, слегка приплюснутый нос и костлявое лицо в красноармейской форме глянули с темного лака картонного четырехугольника. Внизу карточки стояла неясная надпись.
Мак не успел прочесть даже первых букв. На его рукав резко легла бледная, испачканная чернилами кисть. Другая такая же ловко выхватила пачку из рук журналиста.
Он оглянулся. Усталые, застекленные глаза профессора смотрели на него злобно и растерянно.
— Простите…