Всадники ветра (Двойники)

— Смотрите! — Иванов встал коленом на жесткую подушку. — Вы видите, и к моему сиденью и к сиденью наблюдателя приделаны широкие ремни, которые мы застегиваем вокруг пояса — прикрепляемся, чтобы в случае чего не выпасть из машины! Защита от врагов — вот этот неподвижный пулемет, привинченный сбоку — по данному мной толчку он будет стрелять вперед, через пропеллер, до тех пор, пока я снова не остановлю его. У наблюдателя пулемет подвижный — он может стрелять во все стороны. Видите — здесь как раз такое боевое оборудование — для полетов на предстоящих торжествах установлены оба пулемета. Ну, вы усвоили устройство?

— Но ведь такое количество приборов! Как может управляться один человек? — Мак покачал головой.

— Да нет, это на практике очень просто. Конечно, если с первого раза — глаза разбегутся. А опытный летчик — он ведь и мотором и самолетом управляет не думая — механически. Как бы вам сказать — опытный летчик на самолете — это как будто мозг в человеке. Они связаны неразрывно. Да вы летали вообще? Нет! И хотите, наверное?… Товарищ Ляшковский, будь другом, устрой там, чтобы покатали товарища. Ну?

— Товарищ Иванов… — при последних фразах летчика небольшая судорога свела горло журналиста. Иванов застегивал вокруг талии ремни сиденья.

— Товарищ Иванов, еще одно слово. Мне бы хотелось вообще поговорить с вами — ну, о вашей жизни и прочее. Когда вы могли бы… Может быть, в пивной… За парой бутылок?

— В пивную? — Иванов задумчиво надвинул очки на глаза. — Нет, если уж вы хотите, давайте лучше так. Сегодня вечером свободны? Приходите-ка ко мне! Запишите адрес… Поговорим, с женой вас познакомлю. Согласны? Значит, до вечера! Ну!

Самолет задрожал сильней, летчик прибавил газу. Мак соскочил, вместе с другими отошел в сторону. Пропеллер слился в сплошной сияющий круг. Воздушные волны с силой отбрасывались назад.

Иванов поднял руку. Самолет двинулся и побежал по земле, припрыгивая на неровностях почвы.

Он бежит быстрее и быстрее. Вот уже его хвост с кривым костылем, царапавшим землю, поднялся и движется по воздуху. Вот отделились от земли толстые резиновые колеса. Самолет идет косо вверх, оставляя за собой дымовую черту бензиновых отбросов.

— Полетать он просил вас устроить, — спутник Мака повернулся к нему. — Как бы это удружить вам? Все у нас машины по специальным заданиям летают. Никогда, говорите, не летали? Нужно, обязательно нужно!

— Если это так трудно… я не настаиваю… — сердце Мака билось так громко и отчетливо, что он даже немного покраснел. Он взглянул на широкое лицо, полное готовности сделать ему приятное.

— Да нет, уж нужно это будет устроить! Интересно все-таки. А как вы в газете пишете — прямо необходимо! Тут вот один летчик у нас на учебном самолете летает. Да вот, как будто, он спускается. Идемте!

Обладающий живым воображением, Мак почувствовал легкую тошноту. Летать на открытом самолете, да еще на учебном! Скатишься этак метров с восьмисот! Он вспомнил все страшные рассказы об оторвавшихся в воздухе крыльях, об остановившихся моторах, об отказавшемся работать управлении. Вспомнилась картинка, изображавшая летчика со страшно выкаченными глазами, падающего из горящего аэроплана. Отказаться? Сказать, что больное сердце! Нет, неудобно! Да и жаль упустить!

— Товарищ Кравкес! — громко, как в рупор, заревел Ляшковский в сторону небольшого, потертого, только что спустившегося самолета. Он быстро пошел к нему.

Мак шел следом, чувствуя странное замирание в ногах. Кравкес — толстый, коротенький летчик — стоял около крыла, развязывая шлем. Ляшковкий пожал его короткую руку.

— Товарищ Кравкес, вот этот товарищ журналист, из центра. Хочется ему покататься. Иванов тоже просил. Минут на десять. Как у тебя — перестал шалить мотор?

— Машин в исправности, — сказал Кравкес, глядя на Мака круглыми выпуклыми глазами, — немного что-то на правый бок валит. Тросы управления тожи. А прочее все «зер гут». Летать можно. Тут «им хертц» ничего? Сердце хорош и все такое?

Мак победоносно улыбнулся и, не отвечая ни слова, начал карабкаться в кабинку самолета. Холодными, дрожащими пальцами он натянул шлем и начал застегивать ремни сиденья… Валится на правый бок… Тросы управления… Черт его знает, пожалуй, загремишь действительно. Печально! В такой день, накануне… Накануне полной победы! Как во сне он видел, как Кравкес уселся в кабинку самолета. Мотор заработал. Ледяными руками Мак вцепился в борта кабинки задрожавшего самолета…

Но самолет не двигался. Сзади послышался слабый, неразборчивый крик. Кравкес недовольно повернулся. К ним бежал красноармеец.

— Товарищ Кравкес, начальник требует! Машину мотористам передайте! Срочно приказано! — запыхавшийся красноармеец остановился у крыла.

Кравкес грузно вывалился на землю.

— Ничего не поделаешь! Начальство! Срочна приказ. «Ман руфт мих, камрад», — опечаленно развел он руками.

Дрожь покинула пальцы журналиста. Расстегнув ремни, чувствуя некоторый нервный упадок, он легко выскочил наружу.

— До следующий раз. Завтра, через завтра, всегда, — крикнул на ходу Кравкес.