Я откинулась назад и легла спиной на мягкую, такую близкую теперь траву. Почему я не родилась волком? Чтобы с рождения испытывать этот восторг от простого дерева, от листочка или дичи. Все было просто. Хочешь есть — ешь, умираешь — находи из этого выход, одинок — найди стаю. Волки не придумывали себе сложностей, и это до безумия радовало мою душу, которая, как доверчивый щенок, откликнулась на естественное ей явление. То, что билось в моей груди — душа в сочетании с сердцем, хранило память, когда все эти непревзойденные возможности находились в обиходе человеческого восприятия. Но почему мы утеряли эти знания? Скорее всего, люди перестали пользоваться ими во благо, поэтому способности теперь давались выборочно, смотря на то, достоин или не достоин человек этого бесценного дара. Неужели во мне есть что-то, способное сохранить эту глубокую и древнюю магию? Дыхание волков в моих ушах дало ответ.
Я стала целым существом, объединившись с волками. К сожалению, связь с Силенсом отдалилась куда-то, я не могла найти туда дорогу, поэтому со вздохом отпустила сладостные воспоминания, решив, что так надо. А если в этом состоит моя судьба? Я настолько запуталась во всех возможных ее путях, что опрометчиво отмахнулась от этого рассуждения, как от надоедливой мухи на конюшне. Но что было ответом? Я не знала, да и не хотела знать. Сейчас, в эти минуты, лежа на родной, приятно благоухающей земле моя память выбросила из себя все лишнее, оставив место лишь для Ниллицы и Алди.
Страшное угрызение совести зажглось во мне. Я почувствовала себя предательницей, одним из самых ужасных людей на свете. Взяла и так просто перечеркнула все то, что родилось на тонком доверии, но на почве долга, между мной и Силенсом. Жуткая головная боль в наказание обрушилась на мое сознание, смутив даже волков, ведь на природе я вся дышала, не только носом, но и телом, а теперь боль… Она чужда такому месту. Но я не ошиблась. Горечь, обида, боль сочились в меня, как лекарство медленно проникает в рану, но только сейчас происходило не исцеление, а заражение. Заражение жутким ядом предательства.
Силенс склонил голову над бумагами, чернила на письме перед ним растекались от влаги, горло свела судорога. Я ясно видела вздувшуюся на лбу от напряжения вену, его лицо смертельно побледнело, испуг охватил меня. Отбросив все свои предшествующие мысли, я потянулась к принцу, он попытался отстраниться, но я настойчиво окутывала его своей магией. Дрожь могучего тела успокоилась, лицо разгладилось, вернулись краски. Я облегченно вздохнула, но ртутное море было полно боли, это вынести просто невозможно. Не в силах ждать, когда я доберусь до Дейста, напрягая все свои возможности, я всей душой отдалась ему, окунула его в себя, свое существо и прошептала:
— Я люблю тебя.
Слова обжигом сорвались с алых губ и прямиком устремились в его разум и сердце, вызвав новый приступ дрожи, но теперь трепетной и сладкой. Принц откинулся на спинку кресла, и его лицо озарилось расслабленной улыбкой, прозрачные слезы, скатившись, оставили мокрые дорожки на его красивых скулах, но теперь счастье сияло в нем. Он прикрыл глаза и мягко оттолкнул меня, чтобы я не растрачивала свои силы просто так. Я ошарашено оглядывалась вокруг.
Только что я произнесла те слова, которое не дались мне до сих пор, смысл чей и сейчас был недоступен, но Силенс поверил и простил предательство, покорился моей волчьей натуре. Я застыла, мечтая, чтобы мир перестал меня замечать, но солнце все так же натужно спускалось к горизонту, погружая лес в приятную вечернюю дымку. Глаза заслезились, но усилием воли я не позволила себе расплакаться. Ошибка, мною совершенная, теперь навсегда останется безмолвным упреком, между волками, но радостным вожделением и торжеством в душе моего принца. Что я сказала бы себе в оправдание? Я могла выбрать ненависть со стороны принца или легкое пренебрежение волков. Может, не было выбора? Нет, он есть всегда, пусть его путь нам и не нравится.
С тяжелым сердцем поднявшись с земли, поняла, что на Дейст опустилась летняя ночь, но воздух вокруг ласкал теплыми потоками. Будто сквозь туман я побрела к Шудо, нетерпеливо топтавшемуся на месте, он съел всю траву, до которой мог дотянуться, а его жалобный взгляд яснее слов объяснил, что жеребца мучает жажда. Почти не подумав, я повела Шудо под уздцы к темной реке.