– Вы ни при чем. Это моя вина, – раздался из-за спины Мари голос Голубки. Она осторожно выбирала путь, крепко взявшись за руку Лили.
– Это не так. Ты не виновата, Голубка. Отец Джон попросил тебя сам. Не твоя вина, что ему не понравилось увиденное, – запротестовала Мари.
– Что она увидела? – спросила Зора.
– Что Салиши умрут, если не покинут реку до следующей весны.
Ник уставился на нее через плечо, удивленно распахнув глаза.
– И что их убьет?
Голубка покачала головой.
– Этого я не видела. Я увидела только поток теней, туман и тьму, и поняла, что они утонут в этом потоке, если останутся у реки.
– Какой ужас! – ахнула Адира. – В деревне полно детей. Женщины должны знать об опасности.
– Мы пытались поговорить с отцом Джоном о видении, но он не стал нас слушать, – сказала Мари.
– Он угрожал нам, – добавила Данита.
– Что? – Ник жестом подозвал к ним Уилкса и быстро ввел его в курс дела: – У Голубки было видение, которое не понравилось салишскому жрецу. Вот почему торговлю так быстро свернули. И отец Джон нам угрожал.
Старший Воин прищурился. Один у его ног низко заворчал, и Уилкс положил руку на широкую голову пса.
– Предупреждать женщин бессмысленно, – сказала Мари вполголоса, хотя брат Джозеф шел впереди группы, за много ярдов от них, и так быстро, что Стае приходилось почти бежать, чтобы не отстать. – У них нет права голоса в том, что касается управления деревней.
– Никто из них не проронил ни слова, когда отец Джон велел прекратить торговлю, – сказала Адира.
Зора фыркнула.
– Похоже, права голоса у них нет не только в управлении деревней. Они вообще теряют дар речи, когда говорит их жрец.
– Примерно об этом мне рассказывал Антрес, – сказала Данита. – Мужчины устанавливают правила. Женщины подчиняются. Он говорил, что женщины не хотят ничего менять. Они доверяют своему жрецу, потому что он говорит за них с Матерью.
– Но ведь она богиня. Почему они думают, что ее слова должен толковать мужчина, и только мужчина? – спросила Изабель.
– Потому что так их воспитали. Посмотри на них – они процветают, купаются в роскоши. Их дети здоровы. Я не видела ни одного тощего, болезненного человека во всей деревне. Я спросила, где у них лазарет, в котором может понадобиться наша помощь. У них его нет! – сказала Зора.
– Подожди. Никто в деревне не болеет и не ранится? – переспросила Мари. – Верится с трудом.
– Женщина, с которой я торговала, сказала, что у них есть родильный дом и повитухи, но в целителях нужды почти нет. Они говорят, что у них есть все, что им нужно. – Зора пожала плечами. – Я, конечно, рада за них, но жить без права голоса я бы не хотела.
– Но действительно ли это так плохо? – произнесла Адира. – Безопасность и достаток в обмен на покорность?
– Безопасность и достаток? – повторила Дженна. – Скорее уж запреты и рабство. Вопрос надо ставить иначе. Действительно ли это так
– Вот именно. И что станет с их безопасностью и достатком, когда нахлынет эта волна теней? – подхватила Изабель. – Они не могут решать, как поступить, но им придется расплачиваться за решение, которое приняли за них.
– Мы с Уилксом можем тайком вернуться в деревню и попытаться предупредить кого-то еще, – предложил Ник. – Может, их реакция будет другой, если о видении расскажет мужчина.
– Отец Джон сказал, что если мы заикнемся о видении кому-то из Салишей, то он узнает об этом и запретит нам проход через их земли, – мрачно сказала Мари. – Может, это эгоистично, но я не хочу рисковать Стаей ради призрачного шанса, что кто-то выступит против отца Джона.
– А как насчет брата Джозефа? – продолжил Ник. – Он молод. Я заведу разговор о видении Голубки – так, словно я думаю, что ему об этом уже известно, – и посмотрю на его реакцию.
– Хорошая мысль. Но если он поведет себя, как отец Джон, сразу заканчивай разговор, – сказала Мари.
– Договорились. Я согласен: нельзя рисковать Стаей ради людей, которые не желают нас слушать. – И он поспешил в начало колонны, а Лару бесшумно побежал рядом.
– Дженна, я понимаю, о чем ты, хотя и должна сказать, что я с тобой не согласна, – заговорила Адира, провожая Ника взглядом. – Но ты еще очень молода. Тебе не приходилось беспокоиться о том, что ты будешь есть завтра, и годами бояться за свою жизнь.
Дженна остановилась и повернулась к пожилой женщине. Она уперла руки в бока и покачала головой.