Читаем Все бесконечные решения (СИ) полностью

Он мягко положил руку на плечо брата, пока ещё не понимая, к чему это приведёт.

Почувствовав, как под его ладонью напряжённые мышцы немного расслабились, Клаус решил, что это хороший знак. Что рядом с братом Пятый чувствует себя в безопасности и сможет довериться ему.

В темноте он не увидел, как изменилось лицо мальчика в этот момент.

— Патрик не стал работать в шоу-бизнесе, — продолжил Пятый. Он говорил шёпотом, и по его голосу трудно было понять, что он испытывает. — Он не встретил Эллисон, и у них не родилась дочь.

Клаус медленно кивнул.

— Это всё, что знает Эллисон, — закончил мальчик, опуская голову ещё ниже.

Клаус нахмурился.

— Есть что-то ещё?

— Да.

— Чёрт.

В темноте ему показалось, что Пятый скривил губы в усмешке.

— Есть то, о чём она не в курсе. Эллисон забыла проверить ещё одного человека. Свою копию в этом мире.

Клаус почувствовал, как у него перехватило дыхание.

— А ты…

— Я не виделся с ней, — возразил Пятый. — Но я провёл вычисления. Эллисон этой вселенной живёт где-то в Европе, замужем за другим мужчиной, но у неё тоже есть дочь. Не знаю, как их зовут, но теория вероятности предполагает, что первая буква её имени — М. И там обязательно есть «э», так что я остановился бы на вариантах «Мэлани», «Мэдди» или «Мэг». Возможно, я ошибся насчёт «М», тогда её дочку зовут Пэгги. Но это ведь всё равно от «Маргарет», верно? Да, думаю, примерно так.

Клаус вздохнул. Пятый слишком быстро и много говорил. Причём о какой-то ерунде. Его едва ли на самом деле волновало имя племянницы в этом мире. Это было странно, непривычно. Что-то было не так, и в следующий момент он понял, что именно.

Пятый вдруг поднял голову, и только в этот момент Четвёртый заметил, как в полумраке блеснули неестественно тёмные глаза брата. Клаус понял слишком поздно, что происходило, когда Пятый, наконец, прошептал то, к чему вёл весь разговор.

— Даже если я покажу ей свои вычисления, у этой Клэр есть своя мама. Да, она жива. Да, она есть в этой вселенной. Я могу пообещать найти путь к нашему миру, хотя и рискую нарваться на возмущение остальных, уже обосновавшихся здесь. Но Эллисон всё равно считает меня предателем. Она сказала, что…

Пятый замолчал, и Клаус очень надеялся, что он не заговорит снова.

Но он всё равно ждал, когда Пятый озвучит то, что он и так уже понял.

— Сказала, что из-за меня у неё больше нет дочери, — сорвавшимся голосом прошептал Пятый.

Клаус знал, что если человек находится в состоянии, граничащим с истерикой, его не стоит провоцировать. Поэтому Клаус поступил максимально глупо. Он подался вперёд и прижал Пятого к себе, крепко обнимая.

Четвёртый почувствовал, как вздрогнули плечи мальчика, когда того передёрнуло от накопившихся за столько лет слёз, горечи и страхов. Пятый продолжал бороться. Спасал мир раз за разом, снова и снова. Делал всё, чтобы его семья была в безопасности. И даже теперь он провалился. Сделал всё возможное и невозможное, и всё равно — апокалипсис победил.

Пятый уткнулся в плечо брата лицом, ослабев.

Он плакал беззвучно — не всхлипывал, не стонал. Создавалось впечатление, словно всё, что было в нём, просто прорвалось, как непрочно зашитая рана. И теперь Клаусу ни в коем случае нельзя было его отпустить.

Клаус молчал. Он не стал шептать успокаивающие клишированные слова. Не просил Пятого успокоиться. Он молчал и ждал, когда Пятый успокоится сам. Когда выплачет, выдавит из себя по слезинке каждую ошибку, каждое неудачное решение.

Он держал Пятого за плечи, пока тот тихо трясся, то и дело хватаясь цепкими пальцами за ночную футболку брата, сжимая кожу так, что становилось больно. Клаус молчал. Морщился, но не отстранялся. Он понимал, что, если Пятый не даст волю эмоциям сейчас, те не дадут волю ему позже.

Клаус крепко прижимал его к себе, когда Пятый начинал периодически вздрагивать, когда его трясло в беззвучной, молчаливой истерике, и ласково водил ладонью по спине брата в моменты, когда тот замирал и слабо облокачивался на Клауса. Когда он отдавался слабости и просто закрывал глаза, позволяя непрекращающимся слезам вымывать всю накопившуюся за бесконечные годы боль.

Услышав рванный хрип, повторившийся не один раз, Клаус всё же отстранился, вытянув державшие брата за плечи руки. Он наклонился, заглядывая мальчику в лицо — покрасневшее и опухшее, мокрое от слёз. Пятый поднял взгляд — его глаза, светло-зелёные при дневном освещении, в темноте комнаты казались почти чёрными. Клаус порыскал одной рукой под подушкой и выудил оттуда носовой платок. Не очень свежий, честно говоря, но это его мало волновало.

— Так, давай-ка не задыхайся мне тут, — тихо проговорил Четвёртый, протягивая Пятому платок.

Дрожащей рукой Пятый поднёс платок к лицу и шумно высморкался. Клаус брезгливо поморщился. Он сожжёт этот платок теперь, пожалуй.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аккумулятор Сагнума
Аккумулятор Сагнума

«В прошлый раз его убили в двух шагах от Колодца. Кто и за что?.. Он пытался припомнить подробности, но память, вероятно, непоправимо поврежденная в результате стольких смертей, следовавших одна за другой, вместо полноценной зарисовки происшествия выдавала невнятицу, больше похожую на обрывки сна.Кажется, сумерки: краски притемненные, водянистые, небо отсвечивает лиловым. Колодец не этот, местность другая. Деревьев нет, торчат какие-то столбы или колонны. Нападавших двое, трое? Лица, одежда, экипировка – все как будто ластиком стерли, до белых дыр. Видимо, они использовали холодное оружие, было очень больно. Забрызганная кровью трава с темными прожилками на длинных узких листьях – единственное, что запомнилось отчетливо. Прожилки узорчатые, почти черные на светло-зеленом фоне – совершенно бесполезная подробность…»

Антон Орлов

Проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Рассказ
Можно
Можно

Каждый мужчина знает – женщину можно добиться, рассмешив ее. Поэтому у мужчин развито чувство юмора. У женщин это чувство в виде бонуса, и только у тех, кто зачем-то хочет понять, что мужчина имеет в виду, когда говорит серьезно. Я хочу. Не все понимаю, но слушаю. У меня есть уши. И телевизор. Там говорят, что бывают женщины – носить корону, а бывают – носить шпалы. Я ношу шпалы. Шпалы, пропитанные смолой мужских историй. От некоторых историй корона падает на уши. Я приклеиваю ее клеем памяти и фиксирую резинкой под подбородком. У меня отличная память. Не говоря уже о резинке. Я помню всё, что мне сообщали мужчины до, после и вместо оргазмов, своих и моих, а также по телефону и по интернету.Для чего я это помню – не знаю. Возможно для того, чтобы, ослабив резинку, пересказать на русском языке, который наше богатство, потому что превращает «хочу» в «можно». Он мешает слова и сезоны, придавая календарям человеческие лица.Град признаний и сугробы отчуждений, туманы непониманий и сумерки обид, отопительный сезон всепрощения и рассветы надежд сменяются как нельзя быстро. Как быстро нельзя…А я хочу, чтобы МОЖНО!Можно не значит – да. Можно значит – да, но…Вот почему можно!

Татьяна 100 Рожева

Проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Рассказ