Все, чего он хочет (СИ)

— Он фактически сказал своему отцу «Пошел ты». Но это не значит, что он не причинил никакого вреда — он потерял десять миллионов долларов своего отца…

— Десять миллионов долларов ничего не значили для его отца. Но Коннор намеренно сжег за собой мосты. Он мог бы достичь гораздо большего, с гораздо меньшей болью и борьбой, если бы не нажил врагов в своей семье. И я говорю это как человек, который абсолютно ненавидит свою семью.

— Ну, может быть, он был вынужден сделать это психологически, — предположила я. — Отрезать все концы и быть самим собой.

— Я мог бы согласиться с тобой, за исключением того, что он делал одно и то же снова и снова, как в больших, так и в малых делах. Ему нравится настраивать людей против себя, особенно если они угрожают ему или намекают, что он им «должен». Бизнес, судебные процессы, женщины, дружба — не имеет значения. Он отрежет себе нос, чтобы досадить им.

Я вспомнила прошлое. То, как он справился с выкупом у Экзертона… он мог бы просто сказать им, что передумал, но ему пришлось публично унизить Клауса и поставить под сомнение способность генерального директора выполнять свою работу.

Или то, как он насмехался над своей семьей, когда они впервые появились… до того, как он узнал о шантаже.

Это правда, Коннор был не из тех, кто ведет себя тихо и уважительно. Я списала это на игривость и бесстрашие… но, возможно, в этом была и темная сторона.

— Ты думаешь, он хочет сделать это со мной? — испуганно спросила я.

— Нет, нет, нет, — раздраженно сказал Себастьян. — Я просто демонстрировал, каким он может быть. Нет, я сказал, что он действительно заботится о тебе, и это пугает его. Может быть, он даже нуждается в тебе, и это пугает его еще больше.

Я вспомнила слова Коннора, сказанные прошлой ночью:

«Я все еще в ужасе. Ты по-прежнему моя ахиллесова пята».

Я изо всех сил старалась забыть об этом и продолжать слушать Себастьяна.

— К тому же, он действительно в долгу перед тобой за то, что произошло за последние пару дней, за то, как самоотверженно ты бросилась на меч, предназначенный для него. И он ненавидит быть обязанным людям. Он ненавидит быть обязанным своим родителям за все преимущества, которые они дали ему в детстве. Он терпеть не может находиться в положении, меньшем, чем полный контроль, когда бы то ни было.

— Ты хочешь сказать, что он тоже меня ненавидит?

— Нет, нет, нет, — нахмурился Себастьян, затем его лицо изменилось. — Не ненавидит… обижается, может быть. Но даже неосознанно. Он не может заставить себя признать, что не хочет быть у тебя в долгу, и поэтому самое простое — просто избегать тебя. Ему некомфортно находиться рядом с тобой, так что… его сейчас нет рядом с тобой, не так ли?

Мой желудок скрутило, а сердце упало.

Себастьян потянулся к миске с попкорном.

— И потом, есть еще вся эта история с Мирандой.

Я в панике посмотрела на него.

— Что за «вся эта история с Мирандо»? Он все еще любит ее?

— Что?! О Боже, нет, — фыркнул Себастьян.

Я почувствовала себя немного спокойнее.

— Что же тогда?

— Милая, последняя женщина, в которую он влюбился, несмотря на все мои предупреждения об обратном, предала его. Она вырезала его сердце и съела его на завтрак. Так что теперь, когда он влюблен в тебя…

Он увидел, с какой надеждой я посмотрела на него.

— О, пожалуйста, Лили, конечно же, он влюблен в тебя, — презрительно сказал он. — Проблема не в этом. Проблема во всем остальном.

Мое сердце снова упало. Я попыталась стряхнуть это с себя.

— Что ты там говорил?

— О чем я говорил? О, да — последняя женщина, в которую он влюбился, уничтожила его, так он будет вне себя от радости, что снова стал таким уязвимым? Я думаю, что нет.

— Значит, он ненавидит нуждаться во мне… и он ненавидит быть в долгу передо мной, даже если это не так.

— О, пожалуйста.

— Это не так, — настаивала я. — Но он все равно это ненавидит. К тому же он расстроен, потому что думает, что я его слабость…

— Знает, что ты его слабость. Нет, ты должна быть сама собой. Если Коннор не может оценить тебя такой, какая ты есть, он идиот, и это его потеря.

Я посмотрела на Себастьяна.

— Это звучит очень по детски.

— Полагаю, так оно и есть. — Он пожал плечами. — Но это не значит, что это неправда.

Я сделала долгую паузу. Затем сказала:

— Почему ты так мил со мной?

Он молчал и не смотрел на меня.

— …потому что все кончено, — поняла я, и мое горло начало сжиматься от паники.

— Я этого не говорил. — Себастьян пристально посмотрел на меня.

— Но если то, что ты говоришь, правда… — начала я, но не смогла продолжить.

Он виновато отвел взгляд.

— Боюсь, я отчасти виноват, хотя, клянусь тебе, я сделал это только потому, что думал, что в то время это было самое лучшее.

Я уставилась на него. Мне казалось, что по моему телу разливается ледяная жижа.

— …что ты имеешь в виду?