Все, что дозволено небесами

На очередной развилке Герман останавливается и освещает фонарем один из валунов. Там, приглядевшись, можно увидеть знак-указатель, один из тех, что помогли ему научиться ходить по лабиринту. Шумно дышащий Литвак останавливается за его спиной. Расправив носовой платок, обтирает лоб, щеки и подбородок.

– Что это такое? – слышит Герман свистящий шепот около уха.

И, не оборачиваясь, отвечает:

– Я отведу вас к святилищу, Антон Максимович, но читать вам лекцию не буду. Вы мне не нравитесь.

– Не будете? – переспрашивает Литвак, вероятно, вспомнив, что и он тоже человек интеллигентный, способный обращаться к собеседнику на «вы». – Я ведь могу убедить вас отвечать на мои вопросы, Герман.

– Подумайте лучше о другом. Вы прогневили божество, и теперь неизвестно, что ждет нас всех там, куда вы мечтаете попасть.

– Прогневил? Откуда вы знаете?

– У меня есть с ним контакт.

– Люди говорят, вы шаман. И значит, можете договориться с этим… местным божеством.

– Я не шаман. И не колдун. Я не управляю действиями бога.

– Что же вы делаете? В чем заключается контакт?

– Я могу стать его союзником. Помочь сделать то, чего он желает.

– А противником?

– Нет.

– Так вы просто марионетка бога, – презрительно кривится Литвак.

И Герман кивает с едва заметной улыбкой.

– Марионетка бога. Так оно и есть.

Беззвучные призывы Марго становятся все настойчивей. Герман бросает взгляд через плечо.

– Я хочу осмотреть руку Марго. Пожалуйста, не стреляйте в меня, Антон Максимович, иначе останетесь без золота инков.

– Каких еще инков?

– Это метафора. Просто без золота.

Литвак пятится, держа его на мушке.

– Подойди к ней, только медленно.

– Да тут особо не разбежишься.

Медленно, в соответствии с рекомендацией, Герман проходит мимо Норы и Леонида. Медленно… Под дулом пистолета. Взгляды обоих устремлены ему в лицо.

Марго уже протягивает левую руку.

– Что ты чувствуешь? – шепотом спрашивает он, помещая ее забинтованную ладонь между своими.

– Это очень странно, Герман, – отвечает она, почти не шевеля губами. – Похоже на легкую щекотку. Как будто под кожей лопаются пузырьки.

– Что ты хотела мне сказать?

– Она ставит метки. На камнях. Кажется, мелом.

Молча он водит пальцами над повязкой, не прикасаясь, не поднимая глаз на Марго.

– Понимаешь, да?

– Да.

– Чтобы выйти отсюда без нас.

– Понимаю.

– Что нам делать, Герман?

– Я дам тебе знать.

Они переговариваются так тихо, что едва слышат друг друга. Чуть дальше, в глубине тоннеля, который группа недавно покинула, стоит, чуть сгорбившись от усталости, Дина и смотрит на них исподлобья, не то пытаясь читать по губам, не то применяя телепатию. Герман ее подчеркнуто игнорирует. Не потому, что хочет изобразить фунт презрения, а потому, что не знает, о чем с ней при сложившихся обстоятельствах говорить.

Она сама обращается к нему.

– Герман, где сейчас карта памяти от моей камеры?

Голос тонкий и хриплый. Сейчас она не очень похожа на девушку из фильма «Домино». Нежные губы, которыми она так сексуально прикусывала сигарету, нервно сжаты, уголки их опущены.

– Там, где ее никто не найдет. Я верну ее тебе в целости и сохранности.

– Как я могу тебе верить?

– Не знаю, Дина, – отвечает он беспечно. – Это общечеловеческая проблема. Не только твоя и моя.

– Но где она сейчас? Карта. Скажи мне.

– Даже если скажу, тебе не удастся заполучить ее без меня. Поэтому не скажу.

– Ты отвез ее Ледогорову?

– Ледогорову я отвез копии.

– Ты всегда делаешь то, что хочешь.

– Дина! – Это, разумеется, Литвак. Опасаясь, что близость Германа деморализует влюбленную женщину, подходит со своим пистолетом и пробует направить беседу в другое русло. – Дина, ты узнаешь места? В прошлый раз он вел тебя этой же дорогой?

Моргнув, она поднимает глаза, но смотрит на дядюшку отнюдь не дружелюбно.

– Не знаю. Я давно уже не узнаю места, но я не уверена, что узнала бы их, даже если бы он гарантированно вел нас той же дорогой. – Прикусив губу, она качает головой, похоже, с трудом сдерживая слезы. – Мне уже не нужны никакие сокровища. Все сокровища мира я отдала бы за возможность прямо сейчас оказаться наверху.

– Долго еще идти? – спрашивает Литвак, и Герман чувствует неслабый тычок в спину между лопаток.

В нем поднимается ярость.

– Я не люблю, когда меня тыкают в спину стволом. Или стреляй, или заканчивай свой цирк.

Попятившись, Литвак повторяет вопрос, уже без угрожающих интонаций:

– Долго еще?

– Мы уже недалеко от Пещеры Костей.

– Той самой? С колодцем?

Дрогнувший голос выдает волнение самоотверженного ученого.

– Той самой, – говорит Герман. И улавливает внутри себя пока еще слабые и совершенно неописуемые признаки пробуждения неведомой силы, вроде бы составляющей с ним единое целое и в то же время не подвластной ему. – Помнишь вопросы, которые ты задавал мне в тот день, когда Аверкиев, поддавшись на твои уговоры, привел тебя в мой дом? Тебя интересовали изображения на камнях, ловушки, колодец. Скоро ты увидишь все это собственными глазами.

11