Все, что дозволено небесами

Грохот выстрела заставил всех вздрогнуть и замереть, покрывшись холодным потом. Замереть в ожидании. Чего? Звуков, предваряющих обвал? Лица у всех, кроме Литвака, были застывшими и белыми, точно у мистов-орфиков, которые раскрашивали себя известью и белилами, отправляя свои ритуалы. Литвак, скорее посеревший, чем побледневший, тупо смотрел на свой пистолет и, кажется, не мог поверить в то, что эта штука действительно оказалась оружием.

Минута протекла в абсолютном безмолвии. Когда же все опомнились и начали осматривать друг друга, выяснилось, что пуля, срикошетив от валунной кладки, задела кисть левой руки Марго. Вся тыльная сторона ладони покраснела от крови.

Глядя на эту кровь, Герман внезапно осознал, что делает это чужими глазами. Даже не так… И своими глазами, и чужими. Как будто при виде крови внутри него пробудился некто, спавший глубоким сном, и теперь они совместно наблюдали за происходящим, оценивая ситуацию и решая как действовать. Под веками он ощущал легкое пощипывание, зрение обострилось, и возникла странная уверенность, что в этом состоянии фонарь уже в общем-то ни к чему.

Неизвестно, собственными глазами или нет, но он заметил еще одну вещь, напомнившую ему события на острове Анзерском. Тогда, получив пулю в предплечье, он завороженно смотрел на рану, из которой капала кровь, не понимая, что именно его шокирует. Но в конце концов понял. Капли не долетали до земли. Их словно подхватывали на лету. Подхватывали и проглатывали. Сейчас, глядя на кровь Марго, он видел то же самое.

Надеюсь, никто, кроме меня…

Не говоря ни слова, Нора скинула с плеч рюкзак, достала аптечку.

– Не беспокойтесь, – тихо проговорила Марго. – Просто царапина.

Леонид осторожно подтянул вверх рукав ее куртки.

– Подними повыше. Вот так. – Он оглянулся на Германа. – Царапина.

Брови его чуть сдвинулись, на лице отразилось замешательство, но разбираться в том, почему Герман выглядит как лунатик, было некогда. В его помощи нуждалась жена.

– Так и держи, – сказала Нора, подходя с перекисью водорода и стерильной салфеткой.

Вдвоем они принялись обрабатывать ранку. Марго светила им фонарем.

В какой-то момент она подняла голову и встретилась глазами с Германом. Дыхание ее участилось. О, ведьма сразу поняла, что происходит! На ее скулах, на чистом высоком лбу Герман увидел зеленоватый отсвет. Как если бы в окне, напротив которого она стояла, зажглись зеленые лампы.

Этими зелеными лампами были его глаза.

Гладкие, выпуклые бока валунов цвета маренго, антрацита, графита, платины, кварца… черные стыки, проблески слюды в местах сколов и трещин… знакомая картина. Неторопливым, размеренным шагом Герман идет сквозь тьму тоннеля, сменившего десяток других тоннелей, узких и не очень, где прямые участки пути чередовались с зигзагообразными, спуски – с подъемами, плотно подогнанные друг к другу камни – с дырами и трещинами. Идет и отслеживает на ходу одновременно три вещи: звуки за своей спиной, большую часть которых издает Литвак, то и дело спотыкающийся в дорогих ботинках, предназначенных для прогулок по тротуарам, эмоциональные посылы Марго, предпоследней в цепочке, у которой для него, Германа, есть какая-то информация, но, увы, нет возможности поделиться ею прямо сейчас, и наконец активность ТОГО, другого. Того-Что-Внутри. Хотя «активность» – не совсем правильное слово. Как раз активности ОН не проявляет. Но Герман не сомневается в том, что ОН никуда не исчез, просто затаился до времени.

Что хочет сказать Марго? ОН получил ее кровь, на ее руке кровоточила рана.

То же самое произошло с тобой на Анзерском, ты ведь помнишь? Поблизости от святилища Колгуя – капающая из раны кровь… капающая, но не долетающая до земли… А позже в гостинице для паломников на территории Голгофо-Распятского скита – свист ветра, ощущение присутствия кого-то или чего-то, чья сила многократно превосходит твою собственную, сорванная повязка, вновь открывшаяся рана… рана, ставшая дверью или, лучше сказать, мостом… Ты помнишь. Этим же мостом воспользовалось – кто или что? – убившее Кольцова-старшего в мансарде дома Шульгиных.

Быть может, Марго тоже чувствует сейчас, что ее рана становится мостом?

«Ты даже не представляешь, что натворил», – медленно произнес Леонид, обращаясь к Литваку, после того, как забинтовал пострадавшую кисть руки своей ведьмы.

«Я выстрелил один раз, значит, смогу выстрелить и второй», – прошипел тот, пьянея от собственной крутизны.

«Это был твой первый выстрел, да? – продолжал Леонид. – До сегодняшнего дня ты не держал в руках оружие?»

На этот вопрос ответа не последовало. Литвак велел Леониду занять место между Норой и Марго, после чего колонна двинулась в путь.