Пару часов я бродила кругами по району, пока наконец не увидела знакомые дома. Я зашла в квартиру Алекс, достала свой телефон и свернулась под одеялом с ее котами, в надежде пережить так остаток своего отпуска. У меня не было денег на сэндвич, не говоря уже о ранних билетах домой. И я не думала, что вообще хочу возвращаться домой, – я оказалась в ловушке между двумя городами, в которых не хотела находиться. Я не могла попросить Фэйрли о помощи, потому что моя поддержка была ей гораздо важнее, чем мне ее. Я не могла позвонить родителям, потому что не выдержала бы их переживаний и еще потому что десять лет назад вышла из того возраста, когда родителям можно было вытаскивать меня из передряг. Вместо этого я позвонила Октавии, которая оказалась ко мне невероятно добра. Она отвела меня поесть димсамов, держала за руку, пока я говорила, обняла меня и одолжила денег.
На следующий день я отправилась на трехчасовом автобусе в Катскилл, маленький городок на севере штата Нью-Йорк. Мы с Фэйрли уже оплатили проживание, поэтому я решила, что воспользуюсь возможностью сменить обстановку и ощутить тишину и красоту открытого неба.
Я приехала утром, кинула свои вещи и отправилась в длинную пешую прогулку, чтобы очистить голову от мыслей. К тому времени, как после полудня я вернулась в номер, налюбовавшись красотой гор и заметив настоящего черного медведя, я почувствовала себя намного умиротвореннее.
Вечером я отправилась в город, чтобы поесть жареного сыра в местной кафешке. Я наслаждалась его хрустом и теплотой и слушала болтовню местных. Вернувшись домой, обнаружила, что рядом с моей хижиной развели костер. Я взяла из своей комнаты плед и уселась у огня поглядеть на звезды. Впервые со времени моего приезда в Нью-Йорк я могла свободно дышать.
Когда я вернулась в комнату, то увидела новое сообщение в Тиндере – запоздалый ответ на мои пьяные сообщения всем подряд двумя ночами ранее. Его звали Адам – двадцатишестилетний парень с идеальной американской улыбкой, бруклинской бородой и хвостиком на голове.
– Здравствуйте, леди, – написал он. – Извините за то, что не ответил раньше. Как дела?
– Зря ты не ответил раньше, – сказала я. – Я бы могла пойти на свидание с тобой, вместо того чтобы едва не оказаться в принудительном тройничке с двумя французами.
– Ого, жесть, – написал он. – В Нью-Йорке бывает хреново. А сейчас ты как?
– Ненавижу его, – ответила я. – Эту ночь я проведу в Катскилле, долгожданная передышка.
– Сколько ты еще тут пробудешь, прежде чем вернешься домой?
– Три долгих дня. Я вернусь в город завтра ранним вечером.
– Заходи, когда вернешься, – сказал он. – Я не буду втягивать тебя в тройнички, обещаю. Можем просто по-дружески поболтать, если захочешь.
Друг. Может, мне и нужен был друг.
На следующий день, после долгих прогулок и заплывов, я снова села в автобус и отправилась на Манхэттен. Там я пересела на метро до Бруклина и оказалась у двери квартиры Адама.
– Привет, – сказал он, открыв входную дверь; его глаза светились из-под роговых очков, а руки распростерлись для объятия. – Рад тебя видеть. Добро пожаловать в город, который ты ненавидишь.
– Спасибо, – сказала я, проваливаясь к нему в объятия и вдыхая аромат его свежей фланелевой рубашки.
– Я сделаю так, что ты его полюбишь.
Адам показал мне свою квартиру и открыл бутылку вина. Мы болтали несколько часов; рассказывали друг другу все свои истории – о нашей любимой музыке, наших любимых фильмах, наших друзьях и семьях, нашей работе. Он был честным, с горящими глазами, с густыми волосами и страстью к жизни: как раз то, что мне было нужно. К середине вечера мы уже целовались. К полуночи я лежала на его кровати, прижавшись лицом к его лицу. Его чуткость, открытое сердце и нежность заставили меня раскрыться. Я рассказала ему все, ничего не ожидая взамен. Рассказала о том, как мне разбили сердце пару лет назад. Рассказала, как годами голодала и обжиралась в попытке достичь хоть какой-то видимости контроля. Рассказала, как однажды влюбилась и не смогла выдержать этой близости и зависимости. Рассказала, как все мои подруги, одна за одной, покидали меня ради любви. Рассказала о своей тревожности; о том, что не могу стоять рядом с окнами, потому что ощущаю себя в секунде от свободного падения. Рассказала о сестре моей лучшей подруги, которая выросла на моих глазах, а сейчас лежала в больнице и, может быть, умирала. Рассказала о своей самонадеянности и о том, как не смогла позвонить кому-то и попросить о помощи. Рассказала, с какой легкостью я обычно закапывала проблемы в хаотических обломках алкоголя, еды и секса. Я нашла нужные слова для этого, только когда встретила идеального незнакомца. Я смогла рассказать свою историю только в эфемерном царстве безответственности.
– Ты так печальна, – сказал он, погладив меня по щеке.
Я закрыла глаза, стараясь остановить слезы.
– Я так потеряна, – ответила я.
– Но я тебя нашел, – сказал он, прижимая меня к себе.
Мне так захотелось ему поверить, что на секунду я поверила.