Дорога была свободной и красивой, снова ехали вдоль Карпатских гор, мелких и крупных деревень, небольших городков, стоявших вдали, мимо заливных лугов с пасущимися коровами и белоснежными козами. Вдоль дороги, важно перебирая тонкими, изящными ногами, совсем не боясь ни людей, ни машин, стояли аисты, изредка вскидывая бело-черные крылья. Выскочил из леса и мелькнул крупный серый заяц – только лапы сверкали. Над полем медленно и важно кружила крупная птица породы ястребиных. Заспорили: ястреб, орел или коршун?
– Неясыть, – авторитетно и уверенно сказала Анна.
– Как-как? – переспросил Марек, и они рассмеялись.
Аутлет Анну потряс и напугал: господи, такое количество магазинов и покупателей! Марек только посмеивался:
– Неискушенная ты у меня!
– У себя, – довольно резко возразила Анна. – Я уже давно у себя, не обижайся.
Подумала: «Наверняка Шира вполне искушенная – на всех фотографиях в шикарных шмотках. И правильно, она еще молода, с хорошей фигурой и небедным мужем. Это я странный экземпляр, чудачка и дурочка. Но жизнь меня отучила думать о тряпках. Вернее, так и не научила».
Вскоре Анна устала, и, заказав ей кофе, Марек оставил ее в кафе. Спустя часа полтора, запыхавшийся и раскрасневшийся, он вернулся с кучей пакетов, и Анна тут же потребовала все показать. Он удивился: надо же, а она кое-что понимает! И согласился: коричневый цвет не для Ширы, ей идет светлое, яркое. Розовый свитер для Эти – тоже мимо. Нашитая аппликация, пайетки – дочка не будет такое носить. Передохнул, перевел дух, выпил кофе и побежал менять отбракованное.
Долго уговаривал Анну зайти в пару магазинов. Та сопротивлялась, но он победил.
Ей ничего не нравилось и ничего не было нужно. И вдруг он поймал ее заинтересованный взгляд. Серое, по колено, пальтишко, мягчайший кашемир, отделка серой лисой. Скромно, со вкусом, для тех, кто понимает. Она отказывалась, но все же померила. Пальто пришлось в пору. Теплое, легкое, невесомое. В самый раз на краковскую зиму. Не слушая Анну, Марек вынул карту и оплатил.
Анна расстроилась.
– Такие деньги, – бормотала она. – Да и моя зимняя куртка еще вполне ничего! Зачем мне это пальто, куда в нем ходить? Я не привыкла к такой роскоши. И вообще – тебе есть на кого тратить!
Бурчала, ворчала, пока он не прикрикнул. Примолкла. Виновато сказала, что устала и проголодалась. Выбрала японский ресторан.
Плюхнулись за столик, разом ойкнули и тут же рассмеялись:
– Возраст, дорогая моя!
– Возраст, мой дорогой!
Словом, обиды и расстройства были забыты, и обед прошел в милой, дружеской обстановке. Кстати, еда в ресторане оказалась отменной.
Поздно вечером у себя в номере она вспомнила про пальто. Достала его, разложила на кровати и расстроилась. И правда, зачем оно ей? Что за дурь пришла в голову? Есть прекрасная непромокаемая теплая куртка. Почти новая. Есть любимое старое суконное пальто. Да, обшлага пообтрепались, но в магазин или на рынок вполне. А эта красота? Куда ей? Куда она ходит? В гости к Амалии? Дорогая обновка вызовет у той только раздражение, Анна хорошо знает свою сестрицу. На кладбище к своим? Ну да, похвастаться. Ох и порадуются они за меня! Да и вообще… Как она не сдержала своего восторга? Тоже модница! Скромная пенсионерка в кашемировом пальто известного бренда.
Но как же красиво и какое чудесное качество! Видимо, не зря люди платят за бренд. Ладно, что сделано, то сделано. Хотя бы порадовала Марека, уже хорошо. Слава богу, с путешествиями закончено, и так перебор. Тихий, размеренный отдых, лечение и дневной сон, раз уж ночного почти не бывает.
Звякнула эсэмэска от Марека: «Как ты, жива?» Ответила смайликом с поднятым вверх пальцем, писать не было сил.
Какое сегодня число? Восьмое. Значит, осталось четыре дня. Точнее – три с половиной. Ее автобус уходил утром, его самолет улетал поздно ночью. Расстанутся они после раннего завтрака – за ней приедет такси до Братиславы. Простятся они у машины. Марек непременно проверит, есть ли у нее бутылка воды. Израильтяне без воды на улицу не выходят. Потом они нежно обнимутся, пожелают друг другу легкого пути и, конечно, здоровья. В его глазах будут слезы, в ее… Она постарается, хоть это будет непросто, чтобы их не было. На пути в Братиславу он обычно звонит ей два раза. На второй она не скрывает раздражения:
– Марек, у меня все хорошо!
Потом он требует позвонить, когда она сядет в автобус, а уж когда доедет – это не обсуждается!
Она всегда начинала ворчать:
– Марек, ты просто еврейский папаша! Все, не мучай меня, в конце концов, тебе есть о ком заботиться!
Он обижался, но тут же перезванивал и выговаривал:
– Ты мой самый близкий друг, моя сестра, если хочешь. Не нравится – придумай что-то другое! Но все равно я от тебя не отстану!
И она знала, что с этим надо просто смириться.
Анна смеялась:
– Ой, представляю, как ты достаешь своих! Бедные дети, бедная Шира!
– Шира не бедная, – коротко бросал он и завершал разговор.
Вообще про жену он особенно не распространялся. Жалел Анну, понимал, что в любом случае ей неприятно. Наверное. Но как-то обронил: