Все, что мы помним

Менеджер по Исходу улыбается. Он сказал достаточно, и знает это. Уходит он не через окно. Он уже такой огромный, что едва может пролезть в дверь.

А на его месте вновь Сердитая Медсестра, с подушкой. Откуда она взялась? Улыбается мне… Это ужасно.

– Вы абсолютно уверены, что вам не нужна эта подушка? – спрашивает она.

Большой ежедневник лежит открытым на этом, как его там, рядом с фотографиями семьи Трюмо.

Славный парнишка написал «забудь». Но я не больше способна забыть, чем вспомнить.

Дневник открыт на завтрашнем дне.

На этой странице ничего не написано.

Мой сын – хороший сын. Наверное, я еще никогда так сильно не хотела увидеть, что он намерен свозить меня в какое-нибудь милое местечко выпить чаю.

Но мне нужно нечто большее, от кого-то другого.

Переворачиваю еще несколько страниц. Минуя завтра, заглядываю в будущее.

Каждая страница там, как это называется… Чиста.

Мне нужно найти какое-то новое место в этом ежедневнике. Пустое, уединенное место, которое я никогда раньше не находила.

Дохожу до самой последней страницы.

И в самом низу этой последней страницы пишу. То, что я пишу, я пишу очень мелко и как бы сбоку, так что этого там почти что и нет – надежно спрятано в своем потайном уголке, так что я знаю, что это будет обязательно найдено.

Но только славным парнишкой.

«Пожалуйста, помоги мне!»

Дядечка постарше сжимает мне руку. Мы в саду, сидим бок о бок на этой, как ее там, в окружении солнечного света, птичьего гомона, роз.

– Я забыл, – говорит он.

– Роза, – напоминаю я ему.

– Конечно, – говорит он. – Да.

Я не спрашиваю, как зовут его.

– Давай забывать вместе, – говорю я.

– Латук, – вроде как говорит он. Я надеюсь услышать одну из его шуточек.

– Это нам недолго, – говорю я.

– Теперь уже точно не долго, – говорит он. – Да и не было особо долго, на самом-то деле.

Наверное, это шутка, но смеха не слышно.

Я стискиваю его руку.

– Уже совсем скоро.

– Да. Конечно же скоро.

– Ну вот, видишь?

– Да. Теперь вижу.

Поскольку теперь мы оба видим, как в открытые ворота въезжает эта, как ее… скорая помощь. Она вся желтая и сверкает как золото. Я уже перестала думать про шею дядечки постарше. Про все эти пятнышки, которые я так любила. И про моих детей, которых он не любил. Я уже начинаю вспоминать своих детей.

– Пора, – говорю я. – Время.

– Да, – говорит он. – Верно, все дело во времени.

Он и понятия не имеет, о чем я говорю.

Машина скорой помощи осаждается к нам. Осаживает. Сдает к нам задом. Издает свое мерзкое кваканье, совсем не похожее на гомон птиц.

Я смотрю, как его усаживают внутрь. Им не надо укладывать его на эти, как их… носилки. Тем более насильно. Они разрешают ему сесть впереди, как ребенку, которого сейчас повезут прокатиться в какое-нибудь милое местечко. Помогая ему забраться в свою сверкающую и мигающую машину, они очень бережно обращаются с его головой.

– Давай мы… – говорит он, выглядывая из окна.

– Латук что? – спрашиваю я, все еще надеясь на шутку.

– Забудем.

– Да, – отвечаю я. – Вдвоем.

– Вместе, – говорит он.

– Вместо, – говорю я.

Но вместо того чтобы забыть, я вспоминаю. Вспоминаю тот первый день, когда впервые вошла в эти ворота, в этот сад с его розами и шумом птиц, и как хохочущий, как его там, безумец пролетел у меня над головой, будто какой-нибудь лорикет. Совсем не бережно обращаясь с ней. Пролетев прямо через то место, где была моя голова.

Помню, как это рассмешило дядечку постарше, который расхохотался, будто какой-нибудь лорикет.

И теперь вспоминаю тот последний день, когда я смотрела, как они увозят его, очень-очень бережно обращаясь с его головой.

Я стараюсь очень бережно обращаться и со своей собственной головой.

А толку-то?

– Я люблю тебя, – говорю я.

И вдруг вокруг меня – птичий гомон.

Trichoglossus moluccanus.

Callocephalon fimbriatum.

Хохочут, как безумцы.

Я так устала… И все равно не могу заснуть. Лежу на кровати с бессовестницей… бессонницей. Наверное, мне нужно повернуться лицом к происходящему, а не только к потолку, и трезво все оценить.

Наверное, мне надо сдаться.

Наверное, нужно позволить всему идти своим чередом.

Наверное, именно это имел в виду славный парнишка, когда написал «забудь».

Наверное, мне следует облегчить жизнь себе и всем остальным.

Наверное, было бы лучше, если б я умерла.

Мне будет явно не хватать фрикаделек, естественно. Хотя, по крайней мере, это не будет длиться целую вечность, как эти ночи с бессовестницей.

Наверное, это не так уж и плохо – быть мертвой.

Надо спросить у моей приятельницы.

Я встаю с кровати и иду ее искать.

– Збтосмти, – говорит она, что вполне в ее духе и совершенно бесполезно. И в любом случае она слишком занята тем, что выпадает из окон.

Так что иду блуждать дальше со своим ходунком по пустым коридорам, пока опять не оказываюсь в интернет-салоне.

Экран у компьютера темный, но загорается, когда я дотрагиваюсь до этих, как у пианино. На нем появляется гора.

Я долго сижу перед этой горой. Ничего не происходит. Гора остается горой. Она безусловно великолепна, но ненамного интересней потолка.