И что с ним теперь делать? Намеков он якобы не понимает… Приволок долговязый хай-тек: вроде из добрых побуждений, а ведь наверняка эту каракатицу Марта задумала выкинуть. И не успела, а Шур прибрал к рукам. Это спазм любви, сгущенной до концентрации яда. Любви к человеку как самому трагическому созданию Божьему. И жалости к победителю. Марта — она ведь победитель, только что получила в итоге?
— А ты на метро не опоздаешь? — Дина попыталась дать понять, что гармонии со вселенной пришел конец.
— Так… что мне… разбирать все?
Разбирать, собирать… этажерка-то сборная.
Суррогат. Сейчас будет разыгран этюд на тему женской черной неблагодарности. Надо тихо отползать. Истерики совсем не хотелось. Злой Шурик — полнейшая нелепость, но он становится очень упрямым. И Дина дала задний ход.
— Нет, что ты! Такая чудная этажерка, очень изящная… просто ты же никогда не оставался на ночь… я не знаю, какие у тебя сегодня планы! И… как там со следствием?! Ты приехал и ничего не рассказываешь… и вот этот сюрприз с новой мебелью — это очень неожиданно и трогательно, но я в последнее время постоянно думаю о твоей безопасности.
— Очень оригинальный способ думать о моей безопасности, находясь с другим мужчиной, — сардонически улыбнулся Шурик. — Хотя, безусловно, это твое право.
— Да, это мое право, учитывая, что все три года наших отношений ты фактически находился с другой женщиной, — начала заводиться Дина.
— Но я тебя предупредил сразу…
— Ах, ну извини… ты предупредил!
Нет, лавину сдержать невозможно! И Дина смачно долбанула недостроенную этажерку о стену. Ярость маленькой женщины, сдерживаемая годами, сносила все на своем пути. Какая же это была сладость — крушить и ломать об колено хлипкий шаткий конструй, это дешевое извращение вместо нормальной здоровой мебели! Бери выше — вместо здоровой жизни! Как же Дина ненавидела формулу «я тебя предупредил сразу», уж не говоря о незваных убогих подарках, объедках с барского стола паучихи Марты. Да, она ее ненавидела — и точка. И никакая смерть это не искупит.
Шуриков подарок в момент превратился в груду обломков. Прости, старушка ИКЕА! Милые сердцу шведы на сей раз подкачали. Они решили возвысить свою гордую крону с портретом Сельмы Лагерлёф и изображением Нильса с дикими гусями, заколачивая валюту по всему миру убогой интерьерной геометрией для клерков-буратин. Для несбыточных детей, которые никогда не прыгают на кроватях — а они, конечно, прыгают и ломают в два счета эти субтильные реечные каркасы! Будь они неладны, удачные коммерческие проекты, которые уничтожают волшебство… Именно волшебный сказочный уют живет в старом Стокгольме, который так любила Дина. Милые сувенирные, игрушечные, посудные лавочки, узкие улочки-артерии Гамла-Стана, счастливое наслаждение нашего детского «Я»… все это антитеза гигантским ангарам штампованного провизорского ширпотреба.
Смешно искать в этом совпадении смысл, но ведь они с Шуриком познакомились в Стокгольме. Он спас Дине целый город — ведь здесь за три года до этого произошел апокалиптический разрыв с самой страшной любовью ее жизни. Лучшего способа уничтожить женщину, чем расстаться с ней в ее любимом городе, и придумать нельзя. И все же — да, тогда казалось, что любовь самая страшная, самая сильная, испепеляющая и далее по экспоненте. Но тот снобский индюшиный шнобель «страшной любви» теперь погребен под завалами времен. Презренный предатель-журналюга… Но в тот раз звериный неубиваемый эрос устроил нежданную смену коней на переправе. И подбросил Шурика! Дина свято верила, что притяжение, даже самое разрушительное, имеет тайную рациональную природу. Хотя она сомневалась поначалу, что можно любить человека, который до пятидесяти лет все Шурик… И поэтому, чтобы придать стиля, она стала называть его Шур. Хотя потом поняла, что так его зовут все.