Все, что произошло в отеле

– Не знаю… Мне перед Светланой Петровной стыдно. Она меня взяла, поручилась. Как я ее подведу? Она меня учит, говорит, что я способная. Никто мне такого не говорил. Да и куда я пойду? Везде все по знакомству. Шеф-повар вообще здесь не появляется, но его не увольняют, а зарплату платят. За Толика, который еле на ногах стоит и бухает по-черному, Наташа стоит горой. Дядя Гена ничего не видит и не слышит, но Светлана Петровна сама убьет хозяйку, если та решит его на пенсию отправить. А я с улицы. За меня кто постоит? Кто защитит? Никто. Нет у меня никого. Вот Светлана Петровна пожалела, поверила в меня. Ругается, конечно, требует, я стараюсь, очень. Но иногда хочу уволиться, сама. Сил нет такое терпеть. Только как я Светлану Петровну подведу? Да еще в сезон? Это только говорят, что быстро замену найдут, мол, полно желающих. На самом деле нет. Все молодые в городе хотят устроиться, там и условия получше, и зарплаты выше. У старших, кто здесь годами работает, силы уже не те. Вон есть у нас горничная, тетя Валя. Ее Светлана Петровна только из жалости держит. Шестьдесят два года. Она местная. Дочь в разводе и без работы, двое внуков. Вот тетя Валя и хватается за любые предложения – дома частников убрать, приготовить, погладить. Здесь день через три работает. Но я же знаю, что Светлана Петровна за ней убирает, дочищает. Пока тетя Валя кровать застелет, пыль вытрет, на ванную ее уже не хватает. Если с ванной начинает, то на сам номер сил уже нет. Нет, я не против пожилых, вы не подумайте. Но все равно возраст имеет значение. Приезжают к нам бабушки с внуками. Они с утра о-го-го, а к вечеру, даже самые бойкие, еле ноги волочат. Дети носятся, а бабушкам уже хочется в номер да спать пораньше лечь. Нет, я не жалуюсь… Здесь по-своему хорошо, спокойно, стабильно. Но люди очень странные бывают. Не могу к этому привыкнуть. Мне вообще тяжело с людьми. Иногда такой страх накатывает, что на улицу не могу выйти. Боюсь. Ладони липкие, по́том обливаюсь и ничего не могу с собой поделать. Светлана Петровна сердится, что я в начале смены хожу как вареная, только к обеду расхаживаюсь. А я не могу, мне привыкнуть надо. Поэтому нигде особо и не задерживалась, в смысле работы. Увольняли меня. Кому нужна сонная муха, да еще и с плохой памятью? Я не дура, про себя все понимаю. Только не лечится это. С детства такая. Мама говорила, что я могла часами сидеть в углу и кричала, если ко мне кто-то приближался. Кроме родных, вообще никого к себе не подпускала. В школе тоже было плохо. Я старалась, домашнее задание делала, но мы сидели по двое за партой. Меня посадили с Ленкой Селезневой. Она все время пихалась и на мою часть парты залезала. Я только о том и думала, как бы ее сдвинуть. Меня считали слабоумной, а я просто не хотела, чтобы со мной рядом кто-то сидел и без конца пихал. Не хотела делиться учебником – это же мой учебник. Если меня просили вырвать лист из тетради, впадала в ступор. Не могла этого сделать. Тогда бы мне пришлось выбросить тетрадь, а новую где взять? Меня отправили в школу для дебилов, умственно отсталых. Мама тогда, на комиссии, сидела и кивала – да, я отстаю в развитии, да, мне не подходит учеба в обычной школе, да, я не всегда веду себя адекватно и мешаю остальным ученикам. И никто не спросил меня, почему так себя веду. Я лишь хотела, чтобы меня никто не пихал, не толкался. Сидела в раздевалке в углу и ждала, когда все разойдутся, чтобы спокойно переобуться и повесить пальто на вешалку. Одноклассники быстро поняли, что я ненормальная, и специально меня доставали – то тыкали в бок карандашами, то отбирали учебники и тетради. Я сидела за партой, плакала, тряслась. Все хохотали. Они так делали, чтобы контрольную сорвать или диктант. Еще мое пальто в раздевалке на другую вешалку перевешивали. И сменку прятали. Потом стояли за углом школы и ржали. Понимаете, если я что-то оставила в одном месте… в общем, как ненормальная становлюсь. Не могу искать в другом. Казалось бы, что такого – посмотреть на другом крючке или под лавкой поискать. Я не могла, понимаете? Меня начинало тошнить. Пальто должно было висеть там, где я его повесила. Выходила из школы в чем была. Или сидела в раздевалке, пока уборщица сама не находила пальто и сменку и не выгоняла меня из школы.

– Дети отличаются жестокостью, – заметил тихо Иван.

– Нет, в той школе, которая для дебилов, дети были добрые. Меня там все любили – и воспитатели, и нянечки, и учителя. Даже разрешали проверять тетради. Мне это очень нравилось. Там никто никого не пихал. Наоборот, если кто-то плакал, все кидались успокаивать. Там мне было хорошо. Я хотела пойти туда работать – учительницей или поварихой. Но не смогла поступить в колледж. Экзамены завалила.

– Ну люди вообще странные, не только здесь. На любой работе. Так почему вы сейчас спешите уйти после смены?

– Ничего не спешу. Смена закончилась, и все. – Галя опять закрылась и покраснела.

– Молодой человек? Бойфренд? – догадался Иван, хотя чего там догадываться…