Все, что вы скажете

Я не проверяю свой рабочий график дальше, чем на день вперед – этот факт раздражает Рубена, поэтому до понедельника (десятый день времени «После») я не знала, что во вторник у меня выходной.

Целую Рубена на прощание, когда он уходит. Я не целовала его с дня происшествия, и когда его губы встречаются с моими, он слегка хмурится, но я стараюсь не обращать на это внимания. Но я не могу игнорировать, как он притягивает меня к себе, желая продлить поцелуй, как человек, сидящий на диете пытается наесться впрок.

– Ты похудела, – замечает муж.

– Ну да. – Я похлопываю себя по бедру. – Это хорошо.

Я хочу исчезнуть.

Когда Рубен уходит, я отправляюсь на прогулку. Снег хрустит на зимнем морозе. Только в такие моменты я чувствую себя хорошо. Спокойный ритм шагов, отсутствие мыслей и морозный воздух. Не знаю, что я буду делать, когда потеплеет.

Я ловлю себя на том, что направляюсь к Маленькой Венеции, и разворачиваюсь в другою сторону.

Снег уже не идет, но холод пробирает до костей. Самая суровая зима за все время наблюдений – если верить газетным заголовкам. Я плотнее укутываюсь в тонкое пальто. Я оказалась в районе Паддингтон: причудливые здания шестидесятых годов с пристройками на крыше. Поворачиваю на боковую улицу, ведущую в центр города. Я буду гулять и рассматривать достопримечательности. Это одно из моих любимых занятий.

Блуждаю уже который час. Вдруг, я не сразу понимаю, что это, передо мной возникает белое квадратное здание с золотым куполом – Паддингтонская мечеть, я даже не представляла, как далеко забрела. Кажется, теперь понимаю, почему неосознанно пришла сюда: чтобы высказать уважение и сожаление, извиниться. Вспоминаю газетную статью. Его похоронили вчера. Я никого не побеспокою, проскользну внутрь, найду его могилу и сразу же уйду. Никто не узнает. Я понимаю, что мне нужно это сделать.

Протискиваюсь в дверь – левая рука свисает, перевязанная и бесполезная, – снимаю туфли и держу их в руках, пока иду по ковру через женскую часть мечети. Волосы убраны под шарф.

Изнутри мечеть не похожа на церковь, скорее, на большую и пустую жилую комнату, по краю которой выстроились колонны, в центре – красный ковер, загибающийся по краям. С потолка свисает люстра с подсвечниками, и кажется, что она слегка колышется из-за ветра, задувающего с улицы. Несколько человек склонились в молитве. Я тихо прохожу через зал и у дверей надеваю обувь. Во дворе мечети могил не оказывается, и я спрашиваю о них у проходящей мимо женщины. Она указывает мне на кладбище через дорогу.

Земля покрыта инеем, и трава хрустит под ногами. Выдыхаю облако пара, которое закручивается в воздухе, как вода в раковине.

Кладбище абсолютно пустое. Я глубоко вдыхаю холодный воздух. Имран где-то здесь. Прохожу вдоль ряда могил и останавливаюсь – не могу рисковать, подходя слишком близко. Так что выражаю свое сожаление на расстоянии в несколько метров. Притворюсь, что навещала кого-то еще.

Кладбище отличается от христианских и светских могил. Надгробия меньше размером, но есть и настоящие гробницы, сверкающие белизной на солнце. Все они ориентированы в одном направлении, и это создает эффект странного единообразия. Бесконечные ряды равномерно расположенных могил, как будто кто-то тщательно разложил стопки бумаги.

Взглядом нахожу могилу Имрана. Если бы он мог видеть меня сейчас, он бы знал, что мне жаль. «Он хотел бы, чтобы ты сдалась полиции», – говорит голос в моей голове, но я сдерживаю слезы и игнорирую его.

Вместо этого я просто стою здесь. Ноги мерзнут. Я глубоко дышу, извиняясь с каждым вдохом.

– Полный бред, правда? – звучит голос рядом со мной.

Я поворачиваюсь и вижу стоящую рядом женщину. Не слышала, как она подошла. Как только улеглась паника, я понимаю, что это сестра Имрана – Аиша. Ее лицо более вытянутое, чем на экране телевизора, но я узнаю эти опущенные вниз губы и родинку. Замечаю впадины под скулами, как будто она закусила щеки.

Я хочу развернуться и убежать, но не могу. Не могу так поступить с ней – напугать ее на этом тихом кладбище, где покоится ее недавно погибший брат.

– Я не собиралась возвращаться сюда так скоро, – говорит она. – Но не смогла удержаться.

Она поднимает лицо к солнцу, а я в смущении смотрю в сторону.

Приходить сюда было неправильно, совсем неправильно. Я чудовище, убийца, ведомый теми же смертельными инстинктами, которые родились за столетия до меня. Возвращаюсь на место преступления, прихожу на могилу. Это все глупо, эгоистично, предсказуемо.

– Я… Прощу прощения, – обращаюсь к ней. – Я здесь, чтобы…

Она выжидающе смотрит, и я не понимаю, почему вообще заговорила. Чувствую, как мои глаза блуждают по кладбищу. Не могу сказать, что знала ее брата – это зашло бы слишком далеко. Взгляд падает на могильный камень с надписью: «Ханна Ахмед: ушла слишком рано». На камне стоит год, когда она родилась, 1983.

– Умерла девушка моего брата, – ложь слетает с моих губ прежде, чем я могу ее остановить. – Я… прошу прощения, если побеспокоила вас.