Все, что вы скажете

Она сделала маникюр, выпрямила волосы и выглядит совершенно по-другому. И пока мы смеялись над шутками, рассказывали друг другу одинаковые истории о работе, за кулисами она готовилась к большему, как амбициозный дублер актера на главной роли. Моя жизнь разрушена, а ее – только начинается. Скоро у нее будет всё, все правильные вещи: пенсия, машина, секретарь. Она будет думать, что продалась за деньги, а я нет. Я просто не нашла Дело, которым бы хотела заняться.

– Ты переживаешь из-за всего этого? – спрашивает она так, как будто «все это» всего лишь надвигающийся дедлайн или скорое сокращение штата, а не реальность, которая встряхнула мою жизнь как в солонке, стоящей перед нами.

– Да, – отвечаю коротко. – Нет. Я не знаю.

Когда мы вот так сидим, разговаривая через стойку, а за круглым окном простирается дождливый темный мир, то это как будто происходит в кафе или баре. Рубен и Джонти решили устроиться на диване в нашей небольшой гостиной. Слышу звуки их шагов по деревянному полу позади нас.

Лора растирает соль подушечкой указательного пальца.

– Просто… Я не знаю. Пора уже повзрослеть, правда? – Она выглядит взволнованной. – Мне понадобились столетия, чтобы осознать, и я сделала это на несколько лет позже, чем все остальные. Но я хочу нормальную карьеру, хочу найти работу – такую, чтобы загрузить мой мозг, который небесполезен.

– Небесполезен, – соглашаюсь я, надеясь, что она не думает, что мой мозг именно такой.

Слышу, как разговаривают Рубен и Джонти. Они обсуждают что-то, связанное с июлем.

– Да, точно, – говорит Рубен таким тоном, который он использует, когда соглашается с чем-то, что отрицал раньше.

Руки Лоры сцеплены, она всегда о чем-то волнуется, что-то анализирует. Не сомневаюсь, что она мечтает о карьере. Это я блуждаю в мечтах из одного места нашего автобуса-библиотеки в другое.

– Это шестнадцатое, – раздается голос Джонти.

Внимательнее прислушиваюсь к их разговору. Не хочется сейчас даже думать, что моя лучшая подруга меняет свою жизнь из-за того, что я сделала. Наша квартира настолько мала, что слышны все разговоры.

– Это суббота? – спрашивает Рубен, но уже не так снисходительно. Его тон странный, и я поворачиваюсь в его сторону.

– Вроде да, – подтверждает Джонти.

Лора погрузилась в свои мысли, снова и снова водя пальцем по кучке соли, и ее кристаллы оставляют на ее коже маленькие отметки.

– Скорее всего, буду только я, если речь идет об июле, – говорит Рубен.

– А, точно, – Джонти внезапно начинает говорить тише.

Я хмурюсь.

Повисает пауза. Мы с Лорой не разговариваем, Рубен и Джонти тоже молчат.

И затем я снова слышу Джонти.

– Да, конечно. Прости.

И это не слова, не взгляд, которым, как я думаю, Рубен одарил его перед извинением. Нет, это тон. Таким обычно люди говорят о моем преступлении, моем проступке. Как будто меня внесли в список насильников или я состою в обществе анонимных алкоголиков. Что-то постыдное.

– Извини, приятель, – мягко добавляет Джонти.

Лора снова молчит. Я смотрю на подругу, зная, что она слышала моего мужа, говорящего о моем тюремном заключении так, как будто это уже решенное дело, но она не подает вида. Я сгребаю соль в ладонь и выбрасываю правой рукой через левое плечо. На удачу, чтобы избавиться от дьявола, терпеливо стоящего позади меня.

– Джонти спрашивал о вечеринке на барже этим летом, – непринужденно пояснил Рубен после того, как они ушли.

Я вспоминаю их последнюю летнюю вечеринку. Рубен отправил мне типичное для него сообщение, когда мы находились в разных концах баржи и очень скучная женщина говорила со мной об альтернативной системе голосования.

С тобой все в порядке, или нужно спасать?

Спаси меня.

И он пришел со словами: «Простите, моя жена выглядит очень скучающей».

– Понятно. – С этими словами я начинаю убираться на кухне, не глядя на него.

Рубен с любопытством наблюдает за мной – убираюсь я крайне редко.

– Я не собирался отвечать за тебя, – поясняет он, будто это неважное дело.

Он подходит к двери и прислоняется к косяку. Ощущаю, как он смотрит на меня. Я оборачиваюсь и выжимаю из губки воду.

– Ладно, – легко соглашаюсь.

Я должна обернуться и посмотреть на него, возможно, по выражению его лица я увижу ответ – то, что он думает. Это про тюрьму или что-то другое? Не хочет говорить за меня, когда моя жизнь в таком беспорядке?

– Джо.

– Да?

Он подходит, забирает губку у меня из руки и бросает ее в раковину.

– А что случится? – спрашивает он просто.

Мы оба знаем, что он имеет в виду, но я притворяюсь, что ничего не понимаю.

– Что случится, если что?

Его лицо мрачнеет. Он выглядит каким-то тощим, может быть, похудел? Он всегда был стройный, но сейчас я могу видеть его ключицы, немного выпирающие под футболкой. А я набрала вес, питаясь так, как будто в тюрьме меня будут морить голодом.

– Ты знаешь что, – говорит он тихо.

– Нет, я не знаю. – Я понимаю, что упираюсь просто из принципа. И не могу объяснить, почему решила вести разговор именно так.