Все, что вы скажете

Выхожу на улицу. Я уж не мерзну так, как раньше. Я опять поправилась, хоть и не вернулась к своему прежнему весу. Время если и не лечит, то по крайней мере помогает.

Бирмингем засыпан листьями. Местами обветшалые домишки, местами – элитная застройка. Он ничем – абсолютно ничем – не похож на Лондон. Настоящий Лондон, Лондон Рубена, заполненный старыми пабами на углу, мощенными булыжниками улицами, вывесками супермаркетов. Наш Лондон.

И вот, вопреки совету Мистера Динглза – хотя, возможно, его слова послужили катализатором, – я вдруг поняла, что мне делать.

Хватит избегать всего на свете. Пришло время взглянуть правде в глаза.

Глава 36

Признание

Не могу вспомнить, как пополнять проездной. Верчу в руках кошелек – выцветший, поношенный, с потрепанными краями. Автомат для пополнения кажется слишком сложным. У него всегда был сенсорный экран? Предпринимаю еще одну попытку. Пытаюсь оплатить банковской картой. Ее прислали в середине моего срока, после окончания срока действия старой. Надеюсь, у нее тот же самый пин-код.

Через несколько секунд понимаю, то в автомате вообще нет картоприемника. С удивлением смотрю на него, чувствуя себя печальным инопланетянином.

– Вам нужно приложить карту вот сюда, – поясняет мужчина, покупающий билет в соседнем автомате, указывая на желтую панель с изображением трех изогнутых линий на ней. Как только я прижимаю к ней карту, автомат пищит. Я смотрю на мужчину, надеясь на дальнейшие объяснения, но он занят своим билетом.

Я с опаской иду к турникетам – а вдруг там тоже что-то изменилось? Кто-нибудь мне поможет? Я не до конца понимаю, как устроен этот мир. Моя кожа все еще подозрительно бледная. И может быть, другие видят на мне клеймо, о котором я и не знаю.

Но потом я вспоминаю слова консультанта и решительно расправляю плечи. Неважно, что они обо мне думают, и вообще, никому нет до меня дела.

Я писала Имрану, пока была в тюрьме. Алан сказал мне, что он скорее всего не ответит, но однажды Имран прислал ответ. Почерк был трясущимся, буквы разбегались. Я читала и плакала. «Каждый день мне становится немного лучше», – написал он в конце огромными и сползающими вниз буквами. И это детское предложение меня добило – как будто это он должен извиняться передо мной за свое состояние! Остаток ночи я прорыдала в своей камере.

Прохожу через турникет – он не изменился, – и сажусь в метро, еду к Лоре.

Она все еще живет на барже, и это как шаг в прошлое. Есть такие вещи, про которые я даже не подозревала, что помню их. Куклы Рози и Джим на окне. Крыша, забросанная хламом: тарелки, чашки и столовые приборы.

Мне навстречу выбегает длинношерстный черно-белый кот по кличке Сэмпсон, о котором я знала, но никогда не видела. Лора рассказывала о нем во время своих нечастых визитов.

Выбегает Лора и заключает меня в объятья, прежде чем я успеваю осмотреться и найти себе место.

– Ты вернулась, тебя выпустили!

– Выпустили, – отвечаю я.

Ее радость заставляет мое сердце биться чаще. Я прощаю ей и редкие визиты, и то, что она начала говорить со мной, как с дальней знакомой.

Джонти зовет нас внутрь.

И хотя я узнаю обстановку – сине-голубые кружки, узорчатые подушки, главное – это запах. Этот старомодный, пыльный запах танина. Как будто донышко чайника. Я вдыхаю его полной грудью.

И тут я замечаю коробки – штук десять или пятнадцать. Они повсюду.

– Большая закупка через интернет?

– Я же говорила, что мы переезжаем. – Лора зажигает газ под чайником, стоя ко мне спиной. – Я хотела сказать, когда приходила к тебе, что мы нашли покупателя, но это показалось не таким…

– Понятно, – я быстро киваю.

Людям трудно рассказывать о свой жизни, когда навещают тебя в тюрьме. Все время с какими-то оговорками: «Конечно, это не сравнить с тем, что переживаешь ты, но…» или: «Нет-нет, хватит обо мне, я хочу узнать, как ты». Все это из лучших побуждений, но хотелось-то нормального общения.

– И куда переезжаете? – стараюсь, чтобы голос звучал максимально буднично.

Джонти сидит на самом носу баржи, на солнце. Его загоревшая кожа светится, сам он выглядит старше. Все выглядят старше. Я видела, как они стареют, каждую неделю или раз в две недели, но в свете тюремных ламп кожа любого выглядит старо.

Руки Лоры все покрыты венами, а гусиные лапки вокруг глаз видны, даже когда она не улыбается. Джонти поправился. Его жесты все еще мальчишечьи, но несколько лет назад он бы сидел с нами и хвастался своей работой. А сейчас он сидит снаружи и дает пообщаться нам с Лорой, как взрослый человек.

Мрачно размышляю, что это я заставила повзрослеть всех нас. Ускорила наше взросление.

Когда Уилф пришел ко мне через два дня после встречи с Минни в поезде, он тоже выглядел старше. На его висках появилась седина. Это мой брат, подумала я, мальчишка, с которым я играла в камушки, распугивая крабов и мелкую рыбешку.

«Итак», – сказал он, усаживаясь напротив меня.

«Да», – я наклонилась вперед.

Общаться стало проще. Не было ни колких замечаний, ни соперничества. Никакого злорадства по поводу его бизнеса.