Все, что вы скажете

Мистер Динглс достает опросник для проверки состояния. Одни и те же вопросы каждый раз, но сейчас это скорее формальность.

– Приступы жара?

– Все меньше.

– Боль в ноге?

– Еще есть.

– Боль в руке от вашей старой травмы?

– Меньше.

– Дыхание?

– Иногда сбивается, – признаюсь я с грустной улыбкой.

– Это нормально, – говорит он, надевает очки и оглядывает меня. – Паранойя?

Я пожимаю плечами.

– Прошла.

Я говорю это каждую встречу в течение последнего года, но он все еще спрашивает.

«Не понимаю, – сказал он однажды. – Откуда появилась эта паранойя? Она не сочетается с другими симптомами».

Данные о ней были в моей истории болезни из отделения скорой помощи и интенсивной терапии. Тогда я старалась унять ее, потому что причины определенно были не медицинскими. Но сейчас, два года спустя, я думаю, что, может, дело было в постоянном напряжении из-за вины и гормонах стресса в моей нервной системе. Они затуманивали мой разум, заставляли думать, что окружающие подозревали меня. Хотя Эд… Эд знал, я до сих пор верю в это, вспоминая его взгляд.

Я не знаю, что правда, а что нет. Я не знаю, что реально.

– Вы выздоравливаете, – говорит мистер Динглс.

Я быстро киваю. Он-то ничего не знает. Считает меня катастрофически невезучей. Невезучей женщиной, которая однажды забыла посмотреть по сторонам при въезде на круговое движение. Женщиной, одиноко живущей в Бирмингеме.

Рубен навестил меня в больнице, и я продолжала настаивать на разрыве. Сказала ему, что переезжаю в Бирмингем. Попросила сообщить Эду. Обещала, что всем остальным расскажу сама. Рубен продолжал спорить, пока я не сказала, что просто больше не люблю его, и тогда он сдался. Послушно смирился, как собака, которую часто обижали.

Мистер Динглс проводит обычную серию тестов. Проверяет неврологическую реакцию, проводя инструментом по ступням. Просит произнести слова задом наперед. Оценивает мою походку. Просит решить несколько головоломок, с которыми я, разумеется, легко справляюсь.

Напоследок просит дотронуться пальцами до носа – и мы заканчиваем. Прошло больше года. Почти два. Мы закончили.

– Хорошо, – говорит он. – Я никогда не встречал никого другого, кто бы так… так хорошо со всем справлялся… – Он дважды кивает. – Во всеоружии.

Я почти смеюсь. Я справляюсь со всем во всеоружии.

Но он прав. Я читала в интернете про избегающий тип личности. Статью написали будто с меня. Я долго думала о прочитанном и затем изменилась.

Я невразумительно качаю головой и быстро прощаюсь.

Он задерживается на пороге кабинета.

– Джо, – говорит доктор, когда я собираюсь уходить, и протягивает мне руку. Очевидно, он тоже не был до конца готов к тому, что сегодня будет мой последний визит.

– Да?

– Все изменится к лучшему, – продолжает он. – Это еще… Еще не финальная стадия вашего выздоровления.

Румянец заливает щеки. Я хочу ему нравиться. И конечно, я рада, что нравлюсь ему. Вот бы я была его лучшей пациенткой.

Оглядываю пустое фойе, доктор Динглс продолжает стоять, рассматривая меня.

– Берегите себя. И не парьтесь из-за всякой ерунды.

– Что? – переспрашиваю я, подавив смешок.

– Вы слишком много волнуетесь. Обо всем.

– О своем выздоровлении, – говорю я, сама в это не веря. Я рада, что здесь нет других пациентов.

Мистер Динглс пожимает плечами, глядя на меня, но молчит. Чуть позже добавляет:

– Да. Вы скоро поправитесь. Все будет хорошо.

Я киваю.

Он открывает рот, колеблется, но все-таки говорит:

– Я имею в виду жизнь в целом, Джо. Для полного выздоровления это будет моим советом номер один: старайтесь меньше беспокоиться. Но вы, очевидно, боец по натуре».

Я улыбаюсь кривой, ироничной улыбкой – так-то все не очень смешно.

– В общем… Больше отдыхайте, – говорит он.

Доктор, конечно, не знает – и никогда не спрашивал, – почему я такая скрытная. Почему уехала из Лондона, почему не замужем. Не спрашивал он и о событиях, предшествовавших. Он наверняка подозревает, что все не просто, но никогда не спрашивал.

Смотрю через в окно. Мимо проезжает пара велосипедистов, спицы на колесах вращаются, как сильно ускоренные секундные стрелки часов.

– Обещаю, вам станет лучше, – повторят мистер Динглс.

На мгновение мне кажется, что он имеет в виду нечто большее, нежели мое здоровье. Интересно, что бы произошло, расскажи я ему обо всем и с самого начала.

– Будьте менее серьезны, – советует он мне.

Я смеюсь впервые за несколько месяцев.

– Но как?

– Просто попробуйте, – говорит он прежде, чем вернуться в кабинет.

Грустно смотрю на то место, где стоял мой доктор, прежде чем мы попрощались. Его совет сработал бы для почти любой ситуации и любого человека. Но он не знает меня, не знает, что я за человек. Этот совет не действует для плохих людей, которые совершили плохие поступки. Людей, которые должны быть наказаны. Он создан для хороших людей, которые не могут сказать «нет». Которые принижают себя, в течение десяти лет наказывают за оценки при выпуске из университета. Людей, похожих на Джоанну «До», не на Джоанну «После».