Все, что захочешь (СИ)

- Не то слово, - в мой платок шумно высморкались. – Зверствует.

- Сколько ты тут?

- Вторую неделю.

- Пошли. Будет ему такой кофе как надо.

Секретарша засеменила рядом со мной. Вот он родной холл, дверь с табличкой «Директор», стол, весь в бумагах, нагромождение папок. Завал полный.

Я быстро засыпал зёрна в кофе-машину.

- Соль есть?

- Да. – Передо мной возникла солонка.

- Не смотри. – Щас, так я и выдам тебе секрет. Ну вот, теперь осталось выбрать режим «эспрессо». Всего одна минута. – Неси. Пусть радуется. Узурпатор.

Девушка воспряла и радостно застучала шпильками. Дверь осталась чуть приоткрытой.

- Кто варил кофе? – От этого голоса сердце вдруг перевернулось и забилось с перебоями.

- Я.

- Врёшь. Где он?

- Кто?

- Блондин с разноцветными глазами.

- Он, наверное, уже ушёл.

- Вернуть!

Дальше терпеть издевательство над несчастной девушкой я не стал. Резко открыл дверь и вошёл в «камеру пыток».

- Господин Звягинцев, прекратите измываться над своей сотрудницей.

Сотрудница по быстренькому испарилась с директорской территории, вероятно почувствовав, что дело пахнет керосином.

Миша… Мишаня… Он дёрнулся на стуле, словно хотел встать, а потом передумал.

- Юра…

- Доброе утро, Михаил Алексеевич. Вот, решил заглянуть к вам по очень важному делу.

Спокойно, Юрий, спокойно. Держи себя в руках. В кармане карточка. Не смотри ему в глаза. И на губы не смотри. И вообще, по возможности попробуй представить себе, что он тут даже и не сидит. Это просто призрак. Протяни руку и он растает.

- Забирайте свою грёбаную стипендию. Мне она не понадобилась.

Как лучше? Швырнуть ему в лицо или положить на стол? Наверное, лучше обойтись без истерик. Я аккуратно пристроил банковскую карту на краешек стола. Повернулся, чтобы выйти. Дело сделано.

- Юра! Подожди.

Чего ждать? Позволить, чтобы ты снова унижал меня?

- Юра, прости.

Прости? Вот так просто – прости? Он шутит? Я обернулся. А сердце всё грохочет с перебоями, в странном ритме, не подвластном мне. Пальцы уже трясутся от негодования. Внутри всё дрожит. Что ты знаешь о бессонных ночах, о горькой тоске, о бессилии и желании выть на луну?

- То есть, по-вашему, сначала можно выкинуть как ненужную вещь, а потом решить, что одного «прости» будет достаточно? Как же это в вашей неповторимой манере, Михаил Алексеевич, - как можно холоднее и презрительней.

- Юрка, лучше накричи на меня. – Взгляд побитой собаки, загнанной в угол.

- Зачем мне опускаться до вашего уровня? Судя по всему, орать – это ваша прерогатива. Куда уж нам до вас? - язвительно и безжалостно.

Вот тебе. Губы кусаешь? Думал, что прощу с лёту и кинусь на твою широкую грудь? Не дождёшься. Почему? Почему я не чувствую себя победителем? Почему же так ху*во-то, Господи? Никакого удовольствия, даже толики удовлетворения. Чувствую себя полным дерьмом.

- Юра, я люблю тебя.

- Не верю.

Ну, всё. Губы задрожали, кажется уже и голос сорвался. Не могу больше!

- Фак! Мерде! – со злости я стал ругаться на других языках. Но свой оказался ближе, чтобы выразить всё, что чувствовал сейчас. – Бл*дь! – в это слово я вложил всю свою гамму переживаний. Матерок в моих устах заиграл во всех красках.

Что я там схватил? Кажется, дырокол. Массивный такой. И хрясь им об пол. Миша подскочил, кинулся ко мне.

- Не трогай меня! – Вот и стул полетел в стену. С грохотом упала картина. Приплыли. Что там ещё? Взгляд заметался по кабинету, ища что-нибудь потяжелее.

- Юрка… - ненавистные и, в то же время, любимые руки схватили меня. Моё тело тут же откликнулось на его прикосновение. Словно молния прошла.

- Ну, хочешь, ударь меня.

- Заткнись.

Почему я обнимаю его в ответ? Впиваюсь в его губы с такой жаждой, будто измученный путник в пустыне, который нашёл колодец. Пить! Пить его влагу, проникать ещё жестче, глубже, терзать его рот, пока не закончится воздух. А он всё не заканчивается. Мы дышим кожей? Не могу от него оторваться. Боюсь, что всё окажется неправдой. Тяну на себя, скидываю стопки папок с его стола. Они веером рассыпаются по полу. А я уже сижу на столешнице и обвиваю его руками и ногами.

- Убивают! – дикий вопль и дверь распахнулась. Да чтоб тебя!

- Михаил Алексеевич, вы распустили своих сотрудников. Врываются без разрешения. – Надо, надо его отпустить, и не в силах. Утыкаюсь ему лбом в грудь, вдруг засмущавшись пристальных женских глаз.

На пороге застыли дамочки с вытянувшимися лицами. Вот и запалились. Змеюка безмолвно разевает рот, давится своим ядом, рожу её перекосило как на картине Пикассо.

- Я же говорила, - наконец, вырвалось злобное шипение, - пидоры.

- Не пидоры, а геи, - вежливо поправил Миша, нежно прижимая меня к себе. – Светлана Алексеевна, жду ваше заявление об увольнении у себя на столе. Остальным предупреждение в устной форме. Рита, приберись потом в моём кабинете.

Я окинул взглядом свой погром. Кажется, стул выдержал мой натиск. Картине каюк. На линолеуме вмятина от дырокола. Папки и бумаги валяются на полу. Несколько осколков когда-то были кофейной кружкой. Мда, живописно.

- А теперь прошу всех выйти. Мне нужно закончить с Юрием разговор. Ритуля, меня ни для кого нет на полчаса.