— Я… н-не хотела, я н-не хотела, — оправдывается малышка и поднимает голову, после чего у меня происходит некий шок, который едва ощутим в море гнева и довольно сильного чувства, что так необъяснимо и загадочно.
Та девочка — это же…
— Айви, — шепчет глубокий мужской голос — он исходит из меня, чего я сразу не понимаю, а затем его обладатель изо всех сил сдерживает себя на месте, чтобы не кинуться в разборки двойни. До сих пор не верится, что я — в теле Эйдана, откуда наблюдаю за своим невеселым прошлым.
Мэйсон — я его сразу узнаю, ибо как не распознать этого гада, уничтожившего мою жизнь? — топчется от недовольства на месте и отчитывает мою копию, что взяла его драгоценное оружие. Помню, это было давно: как только я узнала о демонах и о своем предназначении, мне захотелось сразу стать Охотницей — такой сильной, крутой, невероятной, какой бы восхищались и какую бы хвалили. Но, чтобы исполнить это, мне, естественно, нужно было много тренироваться, тем более, подрасти, однако в тот момент я не сочла все это нужным. Взяв клинок Мэйсона, что по «счастливой» случайности оказался его любимым, я отправилась на задний двор. Обычно все Охотники тренировались в спортзале — закрытом от глаз непосвященных помещении, а я захотела попотеть на свежем воздухе и исполосовать чучело, которое нашла в Оружейной. Надев черную курточку Артура, в какой тот постоянно занимался охотой, я начала сражаться со своим «врагом» — точно так же, как это делал Дэрек, когда видела его за тренировками. Точнее, мне казалось, что я делаю все правильно и идентично ему: удар рукой по животу чучела, затем — оружием, а потом подключала задние конечности для окончательного фиаско противника. Все это казалось правильным, пока… не явился Мэйсон и не отчитал меня сначала за нарушение конфиденциальности, а потом и неправильном обращении с оружием. Но это пока было началом «урагана»: когда он заметил свой клинок у меня, его обуздала злость, которая могла бы выразиться на мне телесно, если бы не кое-что, произошедшее на тот момент неизвестно откуда.
Мэйсон не желает больше слушать объяснений девочки. Нет, чтобы пойти к Дэреку, он решает разобраться с моей копией сам — привык чувствовать, что раз его папашка глава клана, то ему все дозволено! — и поднимает на нее руку, собираясь влепить смачный подзатыльник. Тут происходит то, что в некогда носило мистический контраст: рукав его кофты вспыхивает пламенем, и тело, в котором я нахожусь не по своей воли, набирает придельную температуру.
— Че-е-е-ерт! — горланит Мэйсон, мотая полыхающей рукой и бегая по газону, словно заведенный. — Я горю! Па-а-ап! Я горю! Я горю!
Малышка в непонимании хлопает глазами и подбегает, чтобы помочь потушить пламя, но Мэйсон останавливает ее очередным пронзительным криком, повалившись на землю:
— Не подходи! Па-а-ап! Ты привел в дом ведьму! Па-а-ап!
— Что здесь происходит?! — стальной голос Дэрека прорезает крики Мэйсона — мужчина появляется будто из неоткуда и, не разбираясь, что происходит, достает флягу со святой водой и щедро льет на руку стонущего сына, а девочка тем временем стоит. Просто стоит. И наблюдает на это без единой крупицы жалости — создается ощущение, что она даже рада случившемуся: ее обидчик, наконец, получил по заслугам!
И это… смешит меня: точнее быть, тело, где я нахожусь. Довольная улыбка прорезает лицо, которое без моего согласия решается посмотреть на эту картину с другого ракурса. Я невольно делаю шаг вперед и нечаянно задеваю куст. Хруст! — кажется, сломалась ветка. От резкого звука прячусь обратно за дуб, но малышка успевает глянуть на меня — она, вероятно, становится свидетелем немногого, и за этот короткий промежуток времени я ловлю ее благодарную, пусть и не совсем веселую улыбку. Это взрывает во мне бурю эмоций, что так успокаивают беспокойное сердце, и откуда-то я понимаю, что сделанное было не зря...
Привычный пейзаж исчезает перед взором сразу, как только я моргаю, и появляется — другой, не менее знакомый мне.
Ночь.
Тьма густится над нашим охотничьим домиком и разбавляется тусклым светом серебристой луны — она ютится на мрачных небесах, откуда земле даруют слабое свечение и звезды, мерцание которых завораживает. Однако свет еще идет из окна: моего окна, где… дремлет девушка не больше пятнадцати лет. И это снова моя копия, что уснула за столом — я всегда обожала отрубаться в каких-нибудь нелепых позах, но эта: открытый рот, учебник на голове, создающий впечатление крыши и ноги в ужасных старых шортиках, покоящиеся на закрытом ноутбуке — переступала по идиотизму все границы.