— Я никогда не оставлю тебя, Ангел, — укладываюсь зачем-то рядом — на самый краешек просторной кровати — и, кладя ладони под щеку, с чувством облегченности смотрю на… своего двойника. Девушка… она выглядит также, как и я: если не ошибаюсь, это то воспоминание, что запечатлелось у Эйдана совсем недавно. Святой Иисус. — Никогда. И не уйду, как уходят другие, ибо просто не посмею. Я никогда больше не буду в тени. Обещаю. И никогда не оставлю тебя, пусть даже мир канет к чертям, а Сатана выберется из Ада. — Трепетно провожу грубым пальцем по нежной щеки спящей девушке и твердо повторяю: — Никогда, Ангел. Теперь все изменится, и я обещаю, ты больше не будешь плакать, разве что от счастья. Знаю, тебе невероятно нелегко в данный момент, но пойми, что я всегда был, есть и буду рядом, и ты можешь мне доверять. Всегда. Знаю, я никогда не займу место Артура и не буду для тебя кем-то вроде него, однако я — это я, и то, что делал для тебя все это время, было вызвано не только из-за жалости. Кажется, ты сделала меня живым: таким, каким я всегда хотел себя чувствовать. Охраняя все это время тебя, я понял одну истину: все, что дорогое в этом мире, оказывается, всегда было рядом со мною. И именно оно, — вздыхаю, глядя на своего спящего двойника, — делало меня таким человечным, каким я не был ни разу в жизни. И я благодарен за каждый тот миг, что не заставлял меня чувствовать себя мертвым и черствым…
Изображение неожиданно пропало, и я почувствовала, что снова нахожусь в своем теле — наконец-то! Но радость от этого затмевалась шоком, что испытала, витая каким-то образом в ошеломительных — для меня — воспоминаниях Эйдана.
Сердце колотилось о ребра так, что мне стоило бы побеспокоиться: а не решит ли оно вырваться из нее? Глаза с ужасом бегали по Роро, которая соизволила улететь подальше от моего лица, затем остановились на Эйдане — он застыл, ожидая от меня хоть слова, но я никак не могла прокомментировать произошедшее, потому что совершила сейчас самое идиотское, на что только была способна.
Я грохнулась в обморок.
Просто прекрасно.
XXXI
— Она умерла? — испуганный голос вторгся в мутное сознание и заставил меня шевельнуться, после чего кто-то другой с разочарованием пробурчал:
— Если бы…
— Эй, Ной! Ты чего такое говоришь? — кажется, это был Грэйсон, и дыхание из его рта, что было довольно близко, меня просто убивало — не в хорошем смысле. Для него бы я не пожалела пачку мятных леденцов. Или две… — Пришлось бы убирать труп, если бы она «того», так что радуйся, чувак.
— Д-да вы джентльмены, — прохрипела я, разлепляя веки; яркий свет слегка ослепил, и пришлось прищуриться, чтобы разглядеть нависшую четверку парней, которым упавшая в обморок девушка была интересна, как обезьянка — мда, даже за всю жизнь я не была обделена со стороны мужского пола таким вниманием.
— Я имел в виду, что рад, что ты не умерла, — нелепо пропел Грэйсон, протягивая мне ладонь, а Ной тем временем цокнул, как бы не соглашаясь с его словами — добрый паренек…
— Если бы я и умерла, — схватила поданную руку и еле как поднялась, с удивлением обнаруживая, что лежала на траве — я что, на улице? — затем многозначительно посмотрела на демона, который так и жаждал моей кончины, — то навряд ли от обморока…
— Всякое в жизни бывает, — небрежно кинул Ной, удаляясь в сторону окна, куда, прилипнув к широкому стеклу, глазел его дракон — не совсем нормальный причем, ибо кто бы стал пялиться на нас уже какую секунду, не моргая и почти не дыша? Надеюсь, эта зверюга жива или, по крайней мере, не в коме.
Но гораздо интереснее были не застывшая пугающая физиономия Добби и даже не здоровяк Грэйсон, занявшийся посадкой маленьких диких розочек, а — один трепещущий вопрос:
— Что я… делаю на улице?
Ответ пока нашелся только у громилы, который перешел на рытье ямок садовой лопаткой:
— Эйд подумал, что тебе необходим свежий воздух, — Грэйсон кинул розочку в мини-кратер и поморщился, выуживая из земли дождевых червей, — поэтому решил вытащить сюда. К тому же в той комнате не было окон, и тебе срочно требовалось на улицу.
Люк оживленно кивнул и подал маленькое ведерко Грэйсону, чтобы тот закинул своих «танцующих дружков» туда — надеюсь, они не коллекционируют их…
— Я беспокоился, — неожиданно вставил Эйдан, кладя руку на мое плечо. — Как ты себя чувствуешь?
Если честно, то после всего, о чем узнала и что увидела, я, вероятно, долбанулась. И знаете: почему? Наверное потому, что я тупо пялилась на Эйдана несколько долгих секунд и не могла выдавить из себя ни одного предложения — хотя, думаю, это же еще нормальное состояние?..
— Она тронулась что ли? — предположил Ной.
О, значит, не нормальное…
— Следи за своей речью, парень, — прорычал Эйдан, даруя «приятелю» уничтожающий взгляд, каким бы мог славиться любой злодей из какого-нибудь фильма. — А ни то вырву твои я…
— Ребя-я-ят! Кажется, пирог готов! — подорвался Грэйсон, в спешке снимая резиновую перчатку и направляясь к размашистым и довольно огромным дверям.