Все демоны: Пандемониум

Бэхитехвальд и его нерожденный король, Князь Тьмы, то неведомое, но оттого не менее опасное существо, которое появлялось в замке мессира Зелга, — все они жаждут овладеть могуществом Кассарии. Выпить его. Уничтожить. Вознестись на небывалые высоты. У них свои игры, генерал. Нам не чета.

И граф небрежным движением передвинул на красное поле фигуру окончательно затосковавшего бурмасингера, который как раз открыл рот, чтобы объявить, что сдается.

— Вы проиграли, маркиз, — сказал да Унара. — Ваш замок пал.

— Вижу, — пробурчал Гизонга. — А зачем было вмешиваться?

— Так всегда бывает, — скромно заметил господин Фафут. — Кажется, победа уже в кармане и вдруг — рр-раз! Кто-то обязательно вмешается.

— Вы никогда не задумывались, отчего войны, которые вела Кассария под самым нашим боком, никогда нас не касались? — продолжал невыносимо откровенный граф.

— Нет, — одними губами отвечал генерал.

— Оттого, любезный друг мой, что существует негласная договоренность между простыми смертными и могущественными существами. Мы разносим наши интересы во времени и пространстве. Мы не принимаем ничью сторону. За это нас не трогают. Нам позволяют жить.

— Это унизительно, — сдвинул брови храбрый рыцарь. — Ваше величество, отчего вы молчите?

— Молчу, потому что я такой же подлец, как и достойный граф, — пожал плечами король, ломая перо на мелкие кусочки. — Потому что меня сызмальства готовили ко всей этой мерзости. Потому что я, кажется, с молоком матери впитал главную мудрость: если однажды Кассария рухнет, Тиронга вздохнет спокойно.

— Мы в этой ситуации, как крохотное государство, вроде Илгалийского княжества, которое оказалось зажато между двумя враждующими империями, — пояснил да Унара.

Малым государствам можно прибегать к любым способам, чтобы выжить.

Исократ

Тут король на минуту отвлекся, и граф стянул со стола оставшиеся перья, бумагу и хрустальное пресс-папье.

Огорченное величество поискало взглядом, чего бы покрутить в пальцах и поломать, но не обнаружило ничего подходящего и насупилось.

— Если кто-то высушит силу Кассарии, мы будем ему только признательны, — громко и раздельно повторил да Унара, будто вколачивал гвозди в крышку гроба, в котором похоронили дружбу и уважение генерала да Галармона.

— То есть приказ войскам отдан не будет, — уточнил дотошный Ангус.

— Ни в коем случае, милорд.

— Там каждый лишний меч на вес золота.

— Мы не имеем права отправлять людей на такую войну, откуда им заведомо не вернуться, — пожал плечами маркиз Гизонга. — Вы представляете себе хотя бы одного безумца, который решится противостоять сверхъестественному врагу?

— Это объективная реальность, — произнес начальник Тайной Службы Тиронги. — А субъективная реальность заключается в том, что все мы любим милорда да Кассара и многим ему обязаны.

— И Тиронга, — напомнил Галармон.

— И Тиронга тоже.

Генерал ждал продолжения, но оно не последовало.

— В таком случае, ваше величество, — решительно сказал первый рыцарь королевства, — прошу принять мою немедленную отставку.

— Чего-то подобного я и ждал от вас, — признался грустный король, нервно дергая кружевные манжеты.

— Вы ее примете? — спросил почему-то главный казначей.

— Вне всякого сомнения, — сказал Юлейн, гордо вскидывая голову. — Граф, верните же мне перо и бумагу! Что за детские шалости?

И, царапая витиеватую подпись под прошением Галармона, внезапно произнес:

— Тотис свидетель, как я вам завидую, мой дорогой.

* * *

Газета «Королевский паникер», № 146

ЧУДОВИЩЕ ЛАМАХОЛОТА

Вымысел или реальность?

Новости науки.

Вот и еще одна, семнадцатая по счету экспедиция благополучно исчезла у горного озера Ламахолот, где, по слухам, водится коварное и кровожадное чудовище.

Время от времени в редакцию «Королевского паникера» приходят письма от местных жителей с интересными свидетельствами и удачными зарисовками.

Сотрудники редакции ознакомлены с семьюдесятью пятью вариантами изображения огромного спинного гребня либо плавника, который торчит над водами озера. Также мы располагаем недурной коллекцией рисунков отпечатков лап. Отпечатки сильно разнятся, что придает каждому самобытному рисунку особую ценность.